среда, 12 февраля 2014 г.

Тема дня

Тема дня


Даниил Гранин: «Пока тебя любят — все переносимо»

Posted: 12 Feb 2014 10:02 PM PST

Автор романов «Зубр» и «Мой лейтенант» о блокаде и переписывании истории, о долголетии и любви, о совести и интеллекте

Фото: РИА Новости

Гранин принял в своем кабинете Дмитрия Муратова, петербургского собкора «Новой» Нину Петлянову и меня. Писателя сейчас, особенно после годовщины снятия Блокады и поездки в Бундестаг, буквально рвут на части, но он нашел время для разговора — не только потому, что читает «Новую» и пишет в нее, а потому, что хочет вслух сформулировать некоторые вещи. И проще, видимо, сформулировать их в разговоре с теми, кто заведомо не будет придыхать и поддакивать.

— Даниил Александрович, вы никогда не задавались вопросом — для чего вам подарено такое долголетие, какая тайная миссия на вас возложена?

— Никогда. И больше того — думаю, оно мне только потому и подарено, что я этим вопросом не задаюсь. Всю свою жизнь после войны — такая уж это была война — я расцениваю как приз в лотерее, невероятную удачу, доставшуюся почти без шанса. Разумеется, с известного возраста начинаешь собственную жизнь рассматривать как отдельный сюжет, ищешь в нем смысл — и, как правило, находишь. И в своей я его нахожу, но вам не скажу.

Остервенение и русский Бог

— Вы читали книгу Николая Никулина «Воспоминания о войне» (книга историка искусств Николая Никулина, 30 лет пролежавшая «в столе». Ред.)?

— Конечно. Это книга выдающаяся, откровенная и страшная, и я не принимаю частых претензий к ней — о том, что в ней есть только трагедия войны и нет подвига. А то, что Никулин в этих условиях воевал, выжил, запомнил, написал, — не подвиг? Вообще вопрос о том, что спасло Россию во время войны, сформулировал еще Пушкин, предложив на выбор, как в тесте, четыре варианта: остервенение народа, Барклай, зима иль русский Бог. Есть первые четыре строчки от строфы, остальные десять утрачены, и что выбрал он сам — мы не знаем. Но думаю, что все эти факторы сработали вместе: лично у меня ощущение чуда было в декабре сорок первого, когда оказалось, что немцев гнать можно. Когда они отступили от Москвы. Остервенение — да, безусловно; его ведь не было вначале. Рискну сказать, что до сентября сорок первого мы были разоружены — не в смысле техники, с которой все обстояло из рук вон плохо, а в смысле недостатка этой самой ненависти. О фашизме не было адекватного представления — не только потому, что после договора о ненападении критика гитлеризма вообще исчезла из газет, а потому, что сам фашизм ведь явление до некоторой степени иррациональное, за гранью человеческих представлений. Советский Союз мог быть сколь угодно жесток, но до таких степеней расчеловечивания не доходил, и главное — не говорил о них с такой запредельной откровенностью. Лично моя ненависть началась с первого пленного немца, фашистского летчика. Нас больше всего тогда поразило, что он о нас, славянах, говорил сострадательно. «Ну, что вы можете сделать? Против кого лезете? У вас сортиры на улицах» — и прочая, прочая, о русском дискомфорте, об отсутствующем быте, о непролазном невежестве... Это именно был монолог человека о животных, брезгливый — и эта брезгливость решила дело.

— Как вы с ним поступили?

— Отправили в штаб, у нас бессудные расправы не практиковались. Но остервенение — началось, да; и конечно, я не стану отрицать чудо. Русский Бог являет себя в истории часто и разнообразно. У него своеобразная этика, но своих он не бросает. Я даже неожиданную вещь сейчас скажу — хоть меня и считают атеистом, но истинная-то вера, думаю, живет как раз в уме атеиста. Верующий, как правило, просит — я не скажу, что его вера корыстна, но она во многом зависит от внешних обстоятельств. Атеист обращается к Богу только в крайние, предельные минуты, когда ничто больше не спасает; в последнем отчаянии.

На фронте, как вы знаете, атеистов не было.

И эта вера мне симпатичнее, по-человечески понятнее, чем публичные покаяния или публичные мольбы.

И Гитлер — я не знаю, в какой степени он был искренним оккультистом, а в какой просто верил в собственную удачу, — он к Ленинграду относился не вполне рационально. Думаю — и знакомство с множеством дневников, аналитических работ и мемуаров меня в этой мысли укрепило, — что у него не было окончательного плана относительно Ленинграда. Первоначальное намерение было, конечно, сравнять город с землей, поскольку именно отсюда все началось — и петровская цивилизация, и ленинская революция, а к Ленину у него была ненависть физиологическая. Потом он понял, что город слишком велик, что истребить его до конца не получится физически. Есть версия, что он не отдавал приказ захватить город, фактически открытый, потому что на улицах не смогли бы маневрировать танки. А потом, вероятно, понадеялся на голод и деморализацию населения, оставшегося в лютейшие морозы без еды, тепла, канализации, транспорта... Он и жаждал его захватить, и не решался на это до конца. Я склонен думать, что судьба войны решилась в первую зиму — когда не пустили немцев к Москве и когда выстоял Ленинград. Потому что потеря Москвы и Ленинграда — даже притом что оставался еще огромный Урал и вся Сибирь — была бы смертельна; даже после победы это была бы уже не та страна.

— Когда появился сам термин «блокада»?

— Только после ее снятия. До 1944 года говорили — «окружение». У Инбер в «Пулковском меридиане» единственный раз упоминаются «блокадные зимы» — в главе, написанной уже после прорыва. У Берггольц в «Ленинградском дневнике» — насколько я помню, нигде. Город-крепость, осада — да. И это, конечно, более мобилизующее обозначение.

— Вы сказали, что город до октября был фактически открыт для немецкого наступления?

— Да, я это повторяю с 17 сентября 1941 года. Мы уходили из Пушкина, там в парке были немцы. Я дошел до трамвайного кольца на окраине Ленинграда и сел в трамвай. Поехал домой. Потом пришел в штаб народного ополчения — он был в Мариинском дворце — и сказал там: город открыт, надо меры принимать. Мне сказали, что за панические разговоры мне положен трибунал. Я больше боялся сдачи города, чем трибунала, и сказал, что готов туда идти. Мне указали комнату наверху, там никого не было, я сел около нее ждать, заснул...

— Гротеск какой-то жуткий.

— Тогда много было таких гротесков. Только потом я узнал, что именно в это время был от Гитлера окончательный приказ — в город не входить. Из дневников Франца Гальдера, начальника Генштаба сухопутных войск, известно, что колебания и споры продолжались до двадцатых чисел сентября. В конце концов Гитлер избрал именно блокадный вариант: осадить, уморить голодом. А пока они медлили, Жуков начал организовывать оборону. У них еще, кстати, был первоначальный вариант взять Ленинград руками финнов, но финны не пошли дальше прежней границы. Отказались от штурма. А своих немцы берегли. Они два года ждали капитуляции Ленинграда. После чего предполагалось всех евреев и коммунистов в городе уничтожить, женщин вывезти на Восток, мужчин переписать и сформировать трудармию.

— То есть капитуляция не только никого не спасла бы, но...

— Да, по ее результатам все оказалось бы еще страшней — плюс, конечно, бесчестье. Вот почему я не принимаю саму формулировку этого пресловутого вопроса — но нельзя не признать, что в городе такие разговоры ходили. Именно в силу неосведомленности. Как же, немцы, культурная нация... Вообще нельзя бороться с идеологическими разногласиями путем запрета. Это абсурд. И разгонять, закрывать телевизионный канал за такой вопрос — этого ни в коем случае нельзя. Просто потому, что новое обсуждение вопроса привело к потоку важных публикаций. Я не могу понять: они что, хотят полного единомыслия? Но этого и в советское время не было...

Прошлое не может возразить

— Почему сейчас — даже по открытию Олимпиады это видно — воцарился такой культ прошлого? Есть еще некие размытые версии светлого будущего, но картины настоящего вовсе нет...

— Это как раз просто: прошлым легче всего манипулировать, оно не может возразить. Будущее, казалось бы, еще доступнее — но чтобы его рисовать, надо иметь какую-никакую концепцию, картинку в голове. А настоящее — факты, они упрямы, и ими принято вообще пренебрегать: все российские власти перерисовывали прошлое и соблазняли будущим. Настоящее считалось кратковременным промежутком, который надо просто прожить. Отсюда пренебрежение к элементарному, к человеческой жизни в частности. Этот советский романтизм и в нас сидел: я пошел записываться в ополчение, хотя была у меня бронь, был танковый завод, я долго доказывал, что только что окончил институт и еще ничего не произвожу... Война казалась быстротечной, непредставимо было — как это без нас?

И я понимаю людей, которые переписывают это прошлое, раскрашивают его всячески: ныне мы остались с очень страшной картиной мира. Это-то и есть самое ужасное: перед нами выжженная земля и трухлявые на ней пни. А почему это так? Потому что в российской истории, увы, совершенно некого любить. Я могу понять людей, любящих Черчилля, — именно по-человечески. В его личности есть пространство человеческого, которое как раз и позволяет как-то себя с ним, реальным, соотнести. Или де Голль, которого я тоже могу полюбить. Но совершенно не представляю, как можно любить Сталина.

— А многие представляют.

— Это другое. Они его не любят. Поговорить о величии, пожалеть о мощи — это да; но это не любовь к Сталину-человеку. Он ее исключает, отталкивает.

— А Петр? А Ленин?

— Я написал о Петре книгу, но это не значит, что я его понял. Для меня он бесконечно обаятельная фигура — в том числе потому, что он еще и великий естествоиспытатель. Но любить Петра? Петра-человека я и представить не могу. Что до Ленина — в нем слишком много отталкивающих черт, и прежде всего безумная мстительность. Ведь почему он с такой силой вытаптывал в России любые ростки демократии? Кто мешал, в конце концов, после революции вместо прежней империи построить хоть сколько-то демократическое государство? Но Ленин люто ненавидел демократию, поскольку в Европе жил униженным, полунищим изгнанником: он любой ценой хотел избежать европейских принципов здесь. Я где-то могу даже понять, представить, какими глазами он смотрел на тот же британский парламент... Но как можно этого страшно озлобленного человека любить — не постигаю.

— Некоторые любят Путина.

— Он тоже отталкивает любовь, он слишком недоверчив, в чем-то и жестокий, с убеждениями, конечно, со своей картиной мира... Я его давно знаю, он всегда был таким — не особенно человечным, это принцип. Правда, в последнем разговоре он, может быть, оттаял... и то не убежден.

— А о чем вы говорили с ним?

— Я — о том, что мне известно и доступно: о судьбах библиотек. Все-таки это для многих последние очаги культуры, они должны превращаться в современные центры, это долгая работа — вот о них.

Из завышенных требований к человеку рождаются массовые убийства

— Ваши любимые герои — физики-шестидесятники, о них написаны самые радостные ваши книги. Что с ними случилось потом, почему они позволили отнять свободу у себя — и у всех?

— Так ли уж много они могли? Они сделали, что от них требовалось, — придумали бомбу, на чем, кстати, сильно продвинули науку, и я сейчас, может быть, многих восстановлю против себя, но я инженер и понимаю, что это великая физика. Превосходная физика, вне зависимости от результата! Ну вот, и эту бомбу они сделали, а дальше можно было с их мнениями не считаться. Это, собственно, и мучило Сахарова — он предлагал дельные, спасительные вещи, а его никто слушать не хотел. Значительную их часть вытолкнули в диссиденты... а не менее значительная часть спокойно себе продолжала работать, не обращая внимания на слом времен. Физика — всегда физика, и не станете же вы утверждать, что совесть напрямую увязана с интеллектом...

— Как раз это и стану. Совесть, по-моему, функция от интеллекта, от воображения — способность представить себе чужую муку... себя на чужом месте...

— Совесть никак с интеллектом не связана, потому что интеллект как раз ищет спасения от нее. Он не желает признавать своей вины, выдумывает увертки, иногда очень убедительные. Но вот откуда берется совесть, сам феномен стыда? Я этого не понимаю, и если бы знал, как это воспитывается, — литература стала бы простым делом.

— У вас в «Однофамильце» герой поставил не на того руководителя и был низринут вместе с ним. А когда стал предъявлять претензии, рассказывая, что вместе с убитым царем погибает ни в чем не повинный кучер, — ему резонно возражают: не вози царя. Вы, конечно, видите, что многие сегодняшние фавориты тоже будут низринуты. Надо ли прощать то, что они сегодня творят?

— Всех этих людей надо простить.

— Ой ли?

— Таково мое убеждение. Не надо предъявлять к ним сверхтребования — к себе можно, к ним нельзя. Я за то, чтобы вместо мести торжествовало милосердие. Милосердие, в общем, определяется для меня двумя вещами, я по ним безошибочно его отличаю от корысти или иной конъюнктуры... Во-первых, оно не мстит, сама идея мести задним числом — когда можно — ему совершенно чужда. А во-вторых, оно стремится к анонимности. В Италии с XIII века действует общество Misericordia — помогает больным, нищим, несправедливо угнетаемым, и у них был принцип: всегда появляться в масках. Чтобы ни малейшая корысть не могла проникнуть в их побудительные мотивы. А в России — я хорошо это помню еще с детства, во многих избах был желоб, чтобы подать нищему хлеба или печеной картошки. «Чтоб нищий не стыдился, хозяин не гордился» — так говорили.

— Но вас-то не прощают. Вы наверняка прочли «Гадюшник» Михаила Золотоносова — о быте Ленинградской писательской организации.

— Просмотрел. Ну и что? Моя совесть — мое собственное дело. Я был единственным, кто на секретариате Союза воздержался при голосовании об исключении Солженицына. На меня стали давить, чтобы я присоединился. Угрожали всячески. Я понял, что себя погублю, а Солженицына не спасу, — и присоединился, и не раскаиваюсь. Есть ситуации, где отступать невозможно: я их для себя определил и в них не отступал. А говорить о святости... святых нет. И это, в общем, опасное заблуждение — что бывают люди, которым не в чем каяться. Я против идеализации, героизации — чужой или собственной. Из завышенных требований к человеку рождаются все массовые убийства.

Жизнь стала фрагментарна, как программа новостей

— Помните, была у вас ранняя фантастическая повесть «Место для памятника»? Почему вы больше не обращаетесь к фантастике?

— Да мне кажется, что она в последнее время слишком оторвалась от жизни, перестала давать ответы. Она хороша как разовый прием. Боюсь, документальная литература — та же история жизни Тимофеева-Ресовского — фантастичней всего, что я могу придумать.

— У вас в последнее время появилась новая манера — фрагментированная, дискретная проза: может, это и есть нарратив будущего?

— Она именно дискретная, да, поскольку дискретна жизнь. Она стала сегодня фрагментарна, как программа новостей: пять минут про Олимпиаду, три про Италию, две про Америку... Первым это стал делать Розанов, поняв, что человек распадается; потом Катаев, и это были лучшие его сочинения. И я сейчас пытаюсь — именно потому, что цельная концепция человека сейчас почти невозможна. Или, по крайней мере, нужна гораздо большая дистанция, чтобы этого человека увидеть. Но здесь есть страшный соблазн, падение в человека как в бездну, отказ от структуры, если угодно. Я за то, чтобы при всей фрагментарности видеть целое, иметь его в виду. Потому что человек — это всегда четкий узор биографии, предназначение, отрицать его странно.

— Вы сильно изменились с возрастом?

— Значительно, да. Я стал слабее... и лучше. Это трудно понять, но попробую сформулировать. Слабее в том смысле, что я меньше могу сопротивляться жизни. В молодости я был злее, упрямее, старался сопротивляться тому, что жизнь из меня делает... Сейчас не сопротивляюсь. И, разумеется, меньше боюсь. И лучше понимаю, что главной ценностью в жизни была и остается любовь, прежде всего любовь семьи... Я покойную жену довольно много огорчал, и жили мы сложно. А вспоминается наша жизнь как самое большое счастье. Пока тебя любят — все переносимо, мудрей этой мудрости никто никогда не выдумает.

Беседовали Дмитрий Быков и Дмитрий Муратов

Российские фигуристы завоевали золото и серебро

Posted: 12 Feb 2014 11:01 AM PST

Татьяна Волосожар и Максим Траньков – олимпийские чемпионы. Ксения Столбова и Федор Климов – серебряные призеры

Алена Савченко и Робин Шелковы, которым предстояло завершать соревнования спортивных пар, не справились с волнением и в самом начале произвольной программы допустили два падения. Таким образом,  Татьяна Волосожар и Максим Траньков стали олимпийским  чемпионами, а Ксения Столбова и Федор Климов – серебряные призеры. Немцы довольствовались бронзой.

Андрей Успенский
Корреспондент

Мертвая точка

Posted: 12 Feb 2014 09:09 AM PST

Почему в России больной остается наедине с нестерпимой болью?

Потому что региональные приказы не соответствуют федеральному. Сдвинет ли эту проблему с мертвой точки выстрел контр-адмирала Вячеслава Апанасенко

Минздрав России дал «Новой» комментарий по ситуации с обеспечением онкологических больных обезболивающими средствами

«Министром здравоохранения РФ Вероникой Скворцовой  дано поручение Росздравнадзору осуществить проверку оказания медицинской помощи В.М.Апанасенко  в части обеспечения его необходимыми лекарственными средствами. Кроме того, Росздравнадзору было поручено при проведении плановых и внеплановых проверок медицинских организаций, оказывающих соответствующую помощь больным с тяжелыми онкологическими заболеваниями, обращать особое внимание на организацию обеспечения пациентов обезболивающими препаратами.

Министерством также подготовлено и направлено в регионы письмо с указанием привести свои документы в соответствие с установленным Минздравом России порядком назначения и выписывания лекарственных средств».

Олег Салагай, заместитель директора департамента международного сотрудничества и связей с общественностью Минздрава, пресс-секретарь министра пояснил: «Человек не смог получить препарат, остался один на один со своей болью. Как это произошло? Почему возникла непростительная волокита с многочисленными подписями (так пишут СМИ), тогда как приказ Минздрава предусматривает возможность выписки рецепта лечащим врачом единолично с последующим заверением главврачом (замглавврача или зав.структурным подразделением) и печатью учреждения? Почему выдавалось недостаточное количество обезболивающего, хотя нормативами установлено, что при оказании пациентам паллиативной помощи количество выписываемых наркотических лекарственных препаратов может быть увеличено в два раза по сравнению с предельно допустимым количеством на один рецепт (для морфина - это до 40 ампул на один рецепт)?
Все это предстоит установить в результате проверки. Кроме того, порядок выписки наркотических обезболивающих при оказании паллиативной помощи будет дополнительно обсужден с профессиональным сообществом, пациентскими и другими общественными организациями».

Поводом для проверки и письма министерства стала гибель контр–адмирала Вячеслава Апанасенко, который  застрелился в четверг, 6 февраля. У него был рак поджелудочной железы в четвертой стадии. С таким диагнозом долго не живут. Он прожил полтора года. Мучился не только от нестерпимой боли, но и от того, как страдали близкие, стараясь ему помочь.

«Новая» не раз поднимала тему наших недообезболенных тяжелых больных. («Россия воет от боли» 25.01.2013). И сдвиги произошли: вступил в силу приказ Минздрава Российской Федерации №1175н, который позволяет врачу-онкологу единолично принимать решение о предоставлении обезболивающих лекарств пациенту. Но оказалось, что далеко не все регионы переработали свою законодательную базу в соответствии с федеральным приказом. Именно это, как разъясняет Екатерина Чистякова, директор благотворительного фонда «Подари жизнь» стало препятствием при получении морфина на больного раком поджелудочной железы. С адскими болями!: «В Москве медицинское применение наркотических лекарственных средств регулирует Приказ Руководителя Департамента здравоохранения Москвы от 25.05.2004 №257, который и требует для получения рецепта на наркотик визита к онкологу, потом к участковому, потом к главврачу (или уполномоченному им лицу). Причем эти трое далеко не всегда работают в одном помещении, и их графики могут не совпадать». «Наш фонд писал по этому поводу в Департамент здравоохранения города Москвы», рассказывает Чистякова, -«мы предлагали создать рабочую группу по доработке приказа. Переписка тянется 4 месяца, а воз и ныне там».

Может быть, контр-адмирал Апанасенко своим выстрелом сдвинет проблему и региональное законодательство наконец станет соответствовать федеральному.

Правда, и приказ Минздрава решает не все проблемы.   Препарат выписывают строго на пять дней, и каждые пять дней родные должны потратить минимум полдня, чтобы снова выписать рецепт. Если в рецепте минимальная ошибка, например, в нужном месте не написано число прописью, его завернут в аптеке. А если боли усилились и больной не может дотерпеть до очередного укола, если требуется колоть чаще, чем предписано рецептом, больше ампул никто не даст. Пять дней надо обходиться тем количеством, которое выписано. Часто больному продолжают давать нестероидные противовоспалительные препараты, когда пора уже назначать трамадол, а дальше пора бы уже морфин или фентанил, но назначают трамадол. До морфина и фентанила многие врачи стараются не доходить: очень сложная отчетность по наркотикам, и наказание врачу, если он ошибется в бюрократических процедурах, может грозить суровое.

Людмила Рыбина
Обозреватель

Везучие разбойники-росагрожулики и следователи-«растяпы»

Posted: 12 Feb 2014 06:35 AM PST

Оригинал взят у alex_lebedev в Везучие разбойники-росагрожулики и следователи-«растяпы»

Весь прошлый год мы читали в прессе бодрые рапорты российских правоохранителей о ходе расследования уголовных дел, связанных с хищениями в госкорпорации «Росагролизинг» и Минсельхозе. Особенно много писала об этом газета «Известия», где так любит публиковать свои графоманские опусы главный продюсер Следственного комитета Владимир Маркин:

Следователи МВД намерены допросить бывшего гендиректора холдинга «Росагролизинг» и экс-министра сельского хозяйства России Елену Скрынник, а также брата главного редактора воронежского отделения издательского дома «Коммерсантъ» Сергея Цветкова по делу о махинациях с сельхозоборудованием на сумму в более чем 1,1 млрд рублей, недавно раскрытых в Воронежской области. В рамках этого дела задержан бывший замминистра сельского хозяйства Алексей Бажанов. Уже известно, что именно Скрынник подписала документы о переводе денег «Росагролизинга» на счета фирмы Цветкова, где они затем исчезли.

Читайте далее

BAR_9294

Алексей Бажанов был задержан в среду 10 апреля по подозрению в мошенничестве на 1,1 млрд рублей. По версии следствия, главными участниками аферы стали холдинг «Росагролизинг» (на тот момент гендиректором компании была Елена Скрынник) и ЗАО «Маслопродукт-БИО» — предприятие по производству подсолнечного масла, совладельцем которого являлся Алексей Бажанов. Согласно материалам дела, в 2008–2009 годах «Росагролизинг» заключил договор с воронежской компанией ООО «ВИТА» о поставке в адрес «Маслопродукта» оборудования для маслозавода. В 2008 году «Росагролизинг» перевел на счета ВИТЫ оплату в размере 1,124 млрд рублей. ВИТА поставила «Маслопродукту» оборудования лишь на 460 млн рублей, а остальные деньги были потрачены на другие цели, уверяют следователи. Что касается «Маслопродукта», то предприятие заложило переданное ему от «Росагролизинга» оборудование «Россельхозбанку», после чего, по данным следствия, деньги также исчезли. 4 марта этого года по факту хищений у «Росагролизинга» было возбуждено уголовное дело по статье 159 УК РФ («Мошенничество в особо крупном размере»).

Читайте далее

У следственной бригады, ведущей скандальное уголовное дело о миллиардных хищениях бюджетных средств через холдинг «Росагролизинг», появились новые веские улики против бывшего гендиректора компании, экс-министра сельского хозяйства, а ныне одного из фигурантов этого дела Елены Скрынник. Эксперты провели исследование финансовых документов «Росагролизинга» за 2008–2009 годы, по которым были оплачены сомнительные контракты, и выяснили, что их лично подписывала Скрынник.

Читайте далее

Следователи МВД объявили в международный розыск экс-главу департамента правового обеспечения Минсельхоза Олега Донских, обвиняемого в хищении в 2007–2009 годах через компанию «Росагролизинг» около 800 млн рублей. По мнению экспертов, активность следователей по делу Донских напрямую связана с их интересом к бывшей главе «Росагролизинга» и министру сельского хозяйства Елене Скрынник.

Читайте далее:

Прошлая деятельность экс-министра сельского хозяйства Елены Скрынник на посту гендиректора холдинга «Росагролизинг» продолжает привлекать внимание следователей. МВД по Нижегородской области возбудило уголовное дело по ст. 159 УК («Мошенничество») по факту аферы вокруг строительства элеватора емкостью 140 тыс. т в городе Перевоз. Следователи проверяют информацию о хищении средств, выделенных в рамках национального проекта «Развитие АПК» и программы поддержки агропромышленного комплекса компании «Ревезень». Этой фирме удалось дважды собрать деньги под свой проект: 304 млн от холдинга «Росагролизинг» и 210 млн от правительства Нижегородской области. По документам после выделения Еленой Скрынник денег, элеватор был «построен» всего за один день.

Читайте далее

Почитаешь эти статьи, и видишь прямо разгром шайки разбойников из мультфильма «Бременские музыканты». Скрынник – Атаманша, Цветков – Трус, Долгих – Балбес, Бажанов – Бывалый. Последний, кстати, уже после того, как поураганил в «Росагролизинге» и Минсельхозе, успел провернуть мошенническую схему со своим воронежским «Маслопродуктом» - набрал у банков кредитов на 15 млрд. рублей (основной кредитор – государственный Связь-банк, еще 275 млн. Бажанов взял у НРБ) и все украл. А Долгих прославился тем, что получил в родном министерстве субсидию "на улучшение жилищных условий" в размере 25 млн. рублей, на которые построил себе дом на Рублевке. Но теперь-то, казалось бы, должен наступить хэппи-энд: положительные герои-полицейские восстанавливают справедливость, обворованные налогоплательщики и кредиторы торжествуют.

Прошел год. Гора родила мышь. Результат не просто равен нулю – он отрицательный. Все фигурирующие в этих публикациях граждане живут за рубежом, при этом совсем не бедствуют. Скрынник – во Франции, Цветков – в Тайланде, Долгих – в США, Бажанов отметился в Лондоне, а затем отъехал на юг Франции, где в красивой вилле у моря у него живет семья. С ним вообще интересно получилось: после нескольких месяцев пребывания в СИЗО дело в отношении него было переквалифицировано на более мягкую статью, по которой он подпадает под экономическую амнистию. Бажанов вышел на свободу и тут же дал дёру.

RIAN_01442563.LR.ru

Получается, что банда коммерсантов-чиновников гуляет по буфету и смеется над якобы беспомощными, а на деле - коррумпированными «силовиками», у которых хорошо получается только фабрикация заказных уголовных дел на пытающихся жить по закону предпринимателей. Это такой у нас в стране бизнес-климат?

Расплата за забор губернатора

Posted: 12 Feb 2014 06:14 AM PST

Эколога Витишко отправится на 3 года в колонию-поселение

Сегодня Краснодарский краевой в суд оставил в силе решение Туапсинского районного суда. Условное наказание заменено реальным из-за нарушения двухлетнего испытательного срока. Теперь Евгений Витишко должен отправиться в колонию-поселение на 3 года.

Напомним, в ноябре 2011 года эколог вместе со своим коллегой Суреном Газаряном провел акцию: на заборе вокруг так называемой «дачи губернатора Ткачева» были оставлены надписи «Лес общий» и «Саня вор». Дело в том, что забором был огорожен краснокнижный лес, попавший  за счет этого на территорию элитной дачи.

После акции, в июне 2012 года, Евгений Витишко и Сурен Газарян были осуждены по статье 167, «порча чужого имущества». Судья Галина Авджи присудила каждому по три года условного наказания.






Согласно правилам отбытия условного срока, Евгений Витишко должен был в определенное время являться в уголовно-исполнительную инспекцию, чтобы ставить отметку. Вместо 27 февраля он явился 28-го, что зачли как первое нарушение. Второе нарушение обнаружили в прошлом ноябре: вместо вечера 3 ноября Витишко прибыл домой 4-го. При этом автомобиль с Витишко остановили на выезде из Краснодара, якобы по подозрению в угоне. То есть официально зафиксировали его отсутствие в Туапсе.


После этого уголовно-исполнительная инспекция подала в суд ходатайство о замене условного наказания реальным. Суд ходатайство удовлетворил, однако это решение было обжаловано в Краснодарский краевой суд.

Третьего февраля, когда назначалась дата обжалования, Евгений Витишко был задержан в Туапсе и получил 15 суток ареста: по официальной версии, он вдруг заматерился на остановке общественного транспорта и это услышали два свидетеля.

Сегодня его привезли на заседание из спецприемника УВД Туапсе в Туапсинский районный суд. Связь с Краснодаром осуществлялась по методу видеоконференции. Краснодарский краевой суд оставил в силе решение районного суда о замене условного наказания реальным. Причем прокуратура приложила к делу и решение об административном аресте на 15 суток.

«По закону, 18 февраля он должен выйти из-под административного ареста и самостоятельно направиться для отбывания наказания в колонию-поселение», – пояснила адвокат Марина Дубровина. Адвокат «Агоры» Александр Попков рассказал, что предписание о том, когда и в какую колонию Витишко должен явиться, будет выдано ему на руки после освобождения из-под ареста. После этого вместе с подзащитным они решат, куда подавать надзорную жалобу.

«Витишко известен своей независимой критической позицией в Отношении Олимпиады, – говорит координатор общественной организации «Экологическая Вахта по Северному Кавказу» Андрей Рудомаха. – Считаю, что все его проблемы связаны именно с этим».

Евгений Титов
Соб. корр. по Южному Федеральному округу

Гений и злодейство. На короткой дистанции

Posted: 12 Feb 2014 04:02 AM PST

Юлия Липницкая и Сергей Гордеев: родом из схожего детства

Они практически ровесники. В их коротких пока жизнях можно отыскать много общего. Но так сложился житейский пазл, что талантливая 15-летняя девочка стала самой молодой чемпионкой в истории зимних Олимпиад, а талантливый мальчик — убийцей школьного учителя географии и полицейского в столичной школе №263. Двумя героями России, пусть и с противоположными знаками, в эти дни стали два тинейджера. Фигуристка Юлия Липницкая и школьник-убийца Сергей Гордеев.

Олимпиады всегда рождают героев нации. Независимо от страны, характера власти, состава населения. И людям, и политикам (это не оговорка, политики в данном случае не люди, а функция государства) очень важно создавать героев. Государству — для сплочения нации. Людям — чтобы их собственные обычные, никчемные, в сущности, жизни, не казались напрасными. Чтобы они видели: бывают же такие, кто в одночасье становится знаменитым, реализует самые смелые мечты. Кто действительно быстрее, выше и сильнее. Главные спортивные состязания человечества — знатная фабрика по производству национальных героев и антигероев. Вот, например, британскую сноубордистку Дженни Джонс, получившую даже не «золото», а «бронзу» сочинской Олимпиады в слоупстайле, тамошние СМИ прозвали «первым снежным ангелом»: до нее никто в Великобритании медалей в снежных дисциплинах не выигрывал. Только в ледовых.

Юля Липницкая стала частью не только российской, но и мировой истории. Самой молодой олимпийской чемпионкой в истории. Причем абсолютно честной в этом все-таки полуфиктивном командном турнире по фигурному катанию. Она каталась на уровне великих. Гнулась и вращалась, почти как знаменитая швейцарка Дениза Бильман, лучше которой я за 30 с лишним лет непрерывного смотрения фигкатания не видел. И вела себя Липницкая как настоящая героиня — смесь упорства отличницы, непосредственности, недетской серьезности. Теперь, конечно, ей предстоит еще одно очень суровое испытание — и это даже не индивидуальные соревнования в Сочи. Это существование после Олимпиады, когда человек в неполные 16 добился цели, к которой многие безуспешно идут долгие годы. Когда уже оправдал и «окупил» свое пребывание в этом мире, если человеческая жизнь вообще нуждается в оправданиях. Не спрашиваем же мы, зачем живут пингвины или инфузория-туфелька.

Еду в метро. Читаю у соседа по вагону заголовок текста в одноименной газете: «Злоба дня. Школьник-убийца разбудил членов Общественной палаты». О Сергее Гордееве пишут не меньше, если не больше, чем о Липницкой. Он тоже медиагерой, хотя дальше школьных олимпиад уже нигде не выступит. У России, в отличие от Америки, с ее свободным ношением оружия, не было громких историй расстрелов подростками своих учителей и одноклассников в учебных заведениях. Гордеев стал первым. И таким образом тоже вошел в историю.

Ему, скорее всего, дадут не пожизненное. Так что если не убьет себя в тюрьме, еще может выйти на свободу относительно молодым. Про него потом, может быть, напишут книги и снимут кино. А пока мы гадаем, почему он так поступил — подростковая тяга к суициду, компьютерные стрелялки, сериалы со сценами насилия, максимализм, культ успеха в семье, папа-«православнутый чекист»... Но никогда так и не узнаем, что у него внутри сейчас и что было тогда, когда он шел в школу якобы убивать себя. А получилось, как получилось.

У них было похожее детство — у Юли Липницкой из Екатеринбурга и Сергея Гордеева из Москвы. Оно очень быстро кончилось. Юлю в четыре года отдали в секцию фигурного катания, которое заменило ей обычные детские радости. А потом перевезли в Москву, где были куда более подходящие условия для тренировок, чтобы можно было сделать из нее олимпийскую чемпионку. Сергея с детства науськивали на то, чтобы он был отличником, суперменом, героем. Поэтому любая четверка — беда, а тройка — генетическая катастрофа. Теперь все, кто с ним общается, удивляются: как он мог, такой начитанный, интеллигентный, умный. Будто никто из нас не слыхал о том, что убивают не только глупые и грубые.

Жизнь Юли во многом предопределили ее мама Даниела Леонидовна и замечательный тренер Этери Тутберидзе. Жизнь Сергея — его родители. Хотя мы вроде знаем: не надо утверждаться за счет собственных детей. Требовать от них оправдывать наши несбывшиеся надежды. По возможности, надо уменьшать меру их одиночества.

Все это правда, и все равно ничего не объясняет. Гений и злодейство — две вещи несовместные. Но между ними такая короткая дистанция, что мороз по коже. Это могло случиться с каждым.

Каждый из нас мог стать олимпийским чемпионом и (или) убийцей.

И кто его знает, почему не стал…

Семен Новопрудский
журналист

Кто на кого работает?

Posted: 12 Feb 2014 02:02 AM PST

Конфликт в «Омской правде»: журналисты против управленцев

Коллектив газеты «Омская правда» выступил против решений своего руководства. И хотя, по словам журналистов, руководитель медиахолдинга Дмитрий Поминов грозится уволить бунтовщиков, сделать это уже нелегко: скандал вышел в интернет, и общественное мнение однозначно на стороне журналистов. А нынешний глава региона Виктор Назаров старается прислушиваться к нему.

Журналистам в этом конфликте уже удалось одержать локальную победу: созданный ими профсоюз добился неделю назад отмены сокращения зарплат: директором был подписан приказ об уменьшении окладов корреспондентов, которые и без того более чем скромные (5 тысяч рублей), в полтора раза. Зарабатывать журналистам предложили гонорарами: при этом речь идет не о росте расценок за публикации, а об увеличении интенсивности труда — чтоб оправдать свое пребывание в штате, труженики пера должны выдавать на-гора 5–7 новостей каждый день.

Такие требования, по словам Поминова, диктует необходимость жесткой экономии бюджетных средств (в этом году изданию выделено из бюджета вместо ожидаемых 60 миллионов чуть более 40 миллионов рублей).

Собственно, редакции «Омской правды» как таковой уже нет: осталось только название газеты. На ее месте образовано новое юридическое лицо — БУ «Центр коммуникаций и информации». Задачи, озвученные его директором, — в принципе правильные, хотя и представляются на данный момент нереальными. Однако, по мнению профсоюза, решать их начал Дмитрий Поминов не с той стороны: сокращать следовало зарплаты не журналистам, а управленческому аппарату, численность которого с приходом в августе прошлого года нового руководства существенно выросла. И все эти люди, имеющие, по мнению журналистов, косвенное отношение к тому продукту, который должен сам себя окупать, получают зарплаты значительно большие, чем его непосредственные создатели. Эти зарплаты никак не зависят ни от интенсивности труда, ни от конечного результата.

Георгий Бородянский
Соб. корр. по Омской, Томской и Тюменской обл.

За вклад в приклад

Posted: 12 Feb 2014 12:01 AM PST

Смелые люди из города оружейников наградили президента России

Можно вообразить такую картину…

— Что-то я не понял, — спрашивает президент России помощника, бегло просмотрев листок с распорядком дня, — кому я сегодня вручаю награду? Тут написано «Союз научных и инженерных общественных отделений. Город Ижевск». Этим-то за что?

— Не вы вручаете, Владимир Владимирович, — уточняет помощник, — а они вам вручают. Тут же написано: премия, 50 тысяч рублей… Придите в строгом костюме и галстуке. Подготовьте ответное слово. Фуршет за ваш счет: 50 тысяч все-таки…

Больше ничего воображать не надо. Все остальное — наша родная реальность. Ижевская общественная организация действительно наградила президента страны. Владимир Путин удостоен премии имени Михаила Калашникова, которая уже много лет вручается за значительный вклад в развитие науки и техники в области машиностроения. Просьба не путать ее с литературной премией имени Михаила Калашникова, которая присуждается за создание произведений в жанре военно-патриотической прозы. А ее, в свою очередь, желательно отличать от литературной же премии имени Исая Калашникова, советского писателя из Бурятии (общее у двух литературных премий лишь то, что обе они президенту пока не присуждались).

Итак, разобрались: премия в области науки и техники. В предыдущий раз ее вручили за масштабную работу, которую проделали академик, несколько докторов и кандидатов технических наук из Нижнетагильского института испытания металлов. Надеемся, наши читатели не проболтаются, если мы им доверительно сообщим, что уральскими учеными успешно создана «комплексная система по измерению высоких давлений пороховых газов».

Оказывалось ли «высокое давление» на ижевских общественников, когда они сейчас подбирали кандидатуру лауреата? Едва ли. Сами знают, кого награждать. Написали в почетном дипломе Путина: «За вклад в возрождение стрелкового оружия в регионе и создание концерна «Калашников». Что тут непонятного?

«С нашей стороны это определенная смелость, но мы на нее решились», — цитируют СМИ вице-президента Союза ученых Удмуртии Ивана Рысина.

Ну да, зажмурились и проголосовали.

Пока Владимир Владимирович думает, как ему быть с неожиданными почестями, еще одна общественная организация, «Российский союз инженеров», обратилась к нему с просьбой учредить Государственную премию имени Михаила Калашникова. Несомненно, хорошее дело, но президенту могут выпасть лишние хлопоты по организации еще одного фуршета.

Борис Бронштейн
обозреватель «Новой»

Комментариев нет:

Отправить комментарий