Раньше профилактика в основном касалась людей, отсидевших в тюрьмах, наркоманов и дебоширов. Ныне же когорта подконтрольных существенно расширится — теперь это будут лица, «склонные к совершению преступлений», демонстрирующие «антиобщественное поведение», которое «нарушает общепринятые нормы поведения и морали, права и законные интересы других лиц». Вот в рамках этих размытых категорий оперативники и приданные им в помощь «добровольцы» (специальные патрули из всех желающих граждан) и будут принимать решения о постановке на учет.
В Дагестане система профучета «особых» граждан действует уже давно, тут федерального закона не дожидались. Сегодня в учетных списках состоят 15 тысяч человек. Самая популярная категория — «религиозный экстремизм».
Опыт Дагестана позволяет нам составить представление о том, как может реализовываться подобный закон.
Атака на салафитов
Пятница. День обязательной коллективной молитвы для мусульман. Мечети переполнены. В полдень на подступах к мечети на улице генерала Омарова в Махачкале группируются около двух десятков полицейских с автоматами: УАЗы, микроавтобусы, бойцы ОМОНа, сотрудники центра по борьбе с экстремизмом. Они размещаются вдоль проезжей части так, чтобы выходящие после молитвы прихожане прошли через этот живой коридор. Людей десятками загружают в полицейские «уазики». Везут в ближайший райотдел, где сотрудники проводят беседы, проверяют документы, заполняют анкеты на задержанных, снимают с них отпечатки пальцев, берут образцы ДНК. Процедура длится часами, многие проводят в отделениях весь остаток дня.
Последние десять месяцев подобные массовые мероприятия стали происходить систематически. Только на прошлой неделе после молитвы в мечети на улице Омарова было задержано 80 прихожан.
В республике все последние годы идут споры по поводу того, какой ислам — истинно правильный. К примеру, все «официальное духовенство» исповедует суфизм, исторически имеющий наибольшее распространение именно на северо-востоке Кавказа (Дагестан, Чечня, Ингушетия). Однако все большее хождение получает салафийя — течение, распространенное на Ближнем Востоке. Это общий процесс для всего Северного Кавказа: с падением Союза во всех республиках начался религиозный ренессанс, молодежь поехала получать богословское образование за рубеж и оттуда привезла тот ислам, который их родителям оказался совсем не знакомым.
К сожалению, вместе с «невиданным» исламом горячая кавказская молодежь часто привозила и другие идеи, подпадающие, в частности, под статьи Уголовного кодекса. Однако для того, чтобы разделить эти разные в своей сути явления — искреннюю веру и религиозный фанатизм, нужны были особые знания. Знания эти у наших спецслужб отсутствовали. Поэтому
в начале 2000-х в российском обиходе салафитское направление было просто приравнено к экстремистскому, все салафиты махом были объявлены террористами и стали ударными темпами уничтожаться.
Дагестан, к слову, из всех кавказских республик был первым, где умеренные салафиты своим упорством добились права жить в легальном поле. У них есть свои мечети, свой бизнес, свои маленькие частные школы и детские сады. Они работают в том числе и в официальных структурах.
К 2011 году даже федеральные власти признали их равноправной частью социума. Глава ФСБ Бортников заговорил о необходимости диалога, сотрудники администрации президента РФ командировались в республику для налаживания процесса: салафитам разрешили создавать свои общественные организации, ДУМД (Духовное управление мусульман Дагестана) подписало с их лидерами соглашение о мире и сотрудничестве, стали появляться различные социальные проекты. Однако отмена медведевского курса на либерализацию и закручивание гаек перед наступавшей Олимпиадой погубили все эти начинания.
По разным оценкам, салафитская община Дагестана насчитывает от 40 до 50 тысяч человек. В отличие от радикалов (а боевики запрещенного в России «Имарата Кавказ» так же причисляли себя к салафитскому течению) эти люди не берут в руки оружие, живут и молятся открыто. Однако последние месяцы республика словно позабыла о том, что салафиты де-факто — равноправная часть мозаичного дагестанского общества: без сомнений, сказалась Сирия.
Рейды полиции в мечети всегда происходят в максимально унизительной форме.
Камуфляжи и автоматы, заламывание рук и потасовки, случается и стрельба. Так, в одну из пятниц в Хасавюрте у Северной мечети полицейские открыли огонь и тяжело ранили таксиста Сиражудина Биярсланова. Несколько дней врачи боролись за его жизнь, он еле выжил.
В ноябре 2015 года без объяснения причин сотрудники полиции закрыли главную салафитскую мечеть в республике — на улице Котрова в Махачкале. Закрытие мечети чуть было не вылилось в массовые беспорядки. Тогда «Новая газета» пыталась получить у официальных лиц информацию о том, кто дал на это отмашку. В огромной республике не нашлось человека, который был бы в курсе. Ни МВД, ни правительство, ни ДУМД, ни глава республики не смогли ответить на этот вопрос, перекладывая ответственность друг на друга.
Зато выяснилось, что все прихожане мечети на Котрова уже состоят на профучете. Примечательно, что все эти мечети находятся на балансе Духовного управления мусульман Дагестана, работают открыто, а их руководство по-прежнему официально взаимодействует с Духовным управлением мусульман России.
Приказ для служебного пользования
Мы отправили официальный запрос на имя главы МВД Дагестана Абдурашида Магомедова с обширным списком вопросов. Вот главные из них.
Проведена ли проверка и наказан ли сотрудник, стрелявший в безоружную толпу у мечети? Какова причина массовых задержаний прихожан после пятничных молитв?
Почему сотрудники полиции действуют так агрессивно? Сколько человек сейчас состоит на профучете по категории «религиозный экстремист»? Каковы процедура и критерии постановки на профилактический учет?
«Отсутствие документов, удостоверяющих личность», — такой ответ мы получили на вопрос о причине массовых задержаний. Этот ответ — чистая неправда, потому что на практике полицейские документы у мечетей не проверяют. А сами рейды преследуют единственную цель — собрать как можно больше «клиентов» для постановки на профилактический учет.
На все остальные вопросы Абдурашид Магомедов ответил оптом и весьма лаконично: «Сотрудники полиции в своей деятельности ни в коем случае не преследуют цели унизить или оскорбить чье-либо достоинство, тем более по религиозным мотивам или вследствие предвзятости. <...> Другие сведения, которые носят исключительно служебный характер, в силу действующего законодательства разглашению не подлежат».
Хотя, например, еще в прошлом году министр открыто сообщал: «экстремистов» в Дагестане 8 тысяч. А теперь эта цифра вдруг стала тайной.
По словам же старшего прокурора отдела по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности, межнациональных отношениях и противодействии экстремизму Курбана Саидалиева, в 2016 году количество «экстремистов» в Дагестане составило около 15 тысяч. То есть за год увеличилось почти в два раза.
Мне удалось найти документ, содержащий ответы, которые мы так и не смогли получить от главы МВД Дагестана. На нем стоит аббревиатура ДСП (для служебного пользования), то есть в открытом доступе его нет. И, судя по ответу на запрос, даже о самом его существовании МВД предпочитает не упоминать.
Приказ № 737 «Об утверждении Порядка постановки на профилактический учет, внесения корректировок и снятия с учета АБД (автоматическая база данных. — Ред.) «Дагестан» ИЦ МВД по Республике Дагестан лиц по категории «экстремист» был подписан Абдурашидом Магомедовым 3 апреля 2015 года. В преамбуле перечисляются статьи законов РФ, в соответствии с которыми он был издан. Ни одна из них так и не объясняет оснований для постановки на спецучет ранее не судимого человека, не нарушающего общественный порядок.
Например, в качестве повода для сбора личных данных и формирования списков учета в приказе упоминается статья 17 закона «О полиции». Открываем ее и видим, что сотрудники полиции имеют право собирать данные о людях, «в отношении которых до вступления приговора в законную силу был применен акт помилования или акт об амнистии, освобождающие от наказания». Однако подавляющее большинство стоящих на учете людей (я видела базы данных по нескольким районам) не имеют даже административных взысканий.
Также в качестве обоснования всей подобной «профилактики» упоминается пункт 3 статьи 28 закона «О полиции», в которой говорится о «праве сотрудников полиции на отдых, праздничные дни и выходные».
В приказе нет ни единого упоминания о том, по каким критериям сотрудник полиции должен определять склонность того или иного человека к религиозному экстремизму. Однако он определяет перечень документов, необходимых для постановки на учет: обоснованный рапорт оперативного сотрудника или участкового, заполненная информационная карта с указанием «окраски» экстремиста: религиозный, молодежный, расовый, экономический, политический или национальный. Также необходимо объяснение фигуранта. То есть человек должен быть уведомлен о том, что его собираются поставить на учет.
Одним словом, приказ позволяет сотрудникам полиции определять экстремистов «на глазок». С чем они успешно справляются:
людей ставят на учет на основании посещения определенных мечетей, места работы (как было с сетью исламских кафе «Акбар») либо же просто по месту прописки, зачастую даже не сообщая им об этом.
Засекреченность этого приказа лишает людей возможности обжаловать в судах постановку на профучет.
Экстремист «на глазок»
«О том, что я стою на профучете, я узнал случайно, — говорит Даниял Алхасов, житель Буйнакского района. — Мою машину остановили на посту ДПС в Махачкале. Забрали документы для проверки. Прошел час. Я никак не мог понять, в чем дело. Оказалось, что моя фамилия значится в базе данных МВД в категории «Экстремист». Дэпээсники вызвали наряд из ближайшего отделения полиции, где меня продержали до вечера: допрашивали, фотографировали, снимали отпечатки пальцев. На мой вопрос, на каком основании, отвечали одно: сам знаешь. А я не знал».
После этого инцидента жизнь Данияла сильно изменилась. Он работает врачом в маленьком селении, и на полставки — в районной «Скорой помощи». Частые приводы в полицию, невозможность без задержки миновать ни один пост ДПС (а в Дагестане они стоят не только на въезде и выезде из городов, но часто и между селениями) парализовали его работу, да и жизнь.
На официальный запрос в МВД ему ответили, что уже десять месяцев он «стоит на профилактическом учете как приверженец нетрадиционного исламского течения «Салафизм» в ОМВД по Буйнакскому району. Поводом для постановления на учет послужили результаты оперативно-разыскной деятельности».
В случае Данияла, очевидно, вся «оперативно-разыскная деятельность» свелась к пристальному вниманию со стороны начальника полиции Буйнакского района подполковника Заура Яхьяева.
Алхасову 31 год, он окончил Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге и несколько лет проработал начальником медпункта в военной части в небольшом поселке на границе Смоленской области. В 2010 году должность его сократили, и он вернулся в родное село Эрпели. Летом 2014 года Даниял участвовал в районном футбольном турнире, играл за команду своего села. Это было пышное мероприятие, чиновники и прочие начальники сидели на трибунах. Сразу же после матча к Даниялу подошел сотрудник полиции со словами: «Сбрей бороду, а то поставим на учет как ваха. Наш начальник не любит бороды». Даниял не придал этим словам значения.
И — напрасно. Начались постоянные вызовы в отдел, попытки насильно сбрить бороду, угрозы.
Терпение Данияла лопнуло, когда бойцы сводной огневой группы силой доставили в отделение его жену — для «профилактического допроса».
«Я обратился в правозащитную организацию «Мемориал» и теперь собираюсь подавать на сотрудников МВД в суд, чтобы защитить мою семью от преследования», — говорит Даниял.
«Около года назад к нам стали постоянно обращаться люди с жалобами на незаконную постановку на профучет, и поток жалоб растет, — рассказывает юрист дагестанского «Мемориала» Галина Тарасова. — Сейчас мы готовим ряд исков на действия сотрудников полиции. Это не профилактика. Силовики преследуют людей по религиозным мотивам, нагнетая обстановку».
Фото: Reuters
Однако чиновники, в том числе Рамазан Джафаров, советник главы Дагестана и человек, отвечающий за взаимодействие с силовиками в республиканском правительстве, любят повторять: «данный учет не ущемляет прав и свобод граждан». Правда в том, что такое «ущемление прав» сложно доказать: доставление в отделение полиции, многочасовые беседы и допросы, сбор личных данных сотрудниками полиции нигде официально не фиксируются.
Экстремистский профучет действует в Дагестане давно. Он то активизируется, то затухает. В моменты «затишья» люди живут нормальной жизнью. Но в периоды активизации, которые всегда политически мотивированы, не только новые «экстремисты» попадают в черные списки, вспоминают и всех «старых».
«Экстремисты» идут в суд
Билал Даудов узнал, что числится в списках, еще в 2007 году.
«Тогда я стал писать запросы и обращения в ФСБ, МВД, прокуратуру, следственный комитет, администрацию президента, — говорит он. — Всем, куда только мог. Собирал справки, подтверждающие, что ни ФСБ, ни МВД ко мне никаких претензий не имели. От меня отстали. Но в 2013 году один мой знакомый, который служил в системе МВД, сказал мне, что я нахожусь в списке оперативного розыска как член Каспийской ДТГ (диверсионно-террористическая группировка). Я удивился. Стал пробивать, выяснилось: в списке числится 10 человек. Я не знал этих людей, но тот факт, что из этого списка уцелели только я и еще какой-то старик, встревожил меня не на шутку».
Билал подал заявку в действующую еще тогда в республике комиссию по адаптации боевиков, собрал все справки и отправился на прием. В президиуме заседали высокопоставленные чиновники, в том числе и нынешний глава МВД Абдурашид Магомедов. Они выслушали парня. Пообещали разобраться. На какое-то время опять наступило затишье.
В середине 2015 года все началось вновь.
«Мне стали звонить из центра по борьбе с экстремизмом. Ушли старые, пришли новые сотрудники, они стали перепроверять старые списки. Оказалось, я по-прежнему в них числюсь как экстремист. Начались звонки, визиты. Требования явиться в отдел и заново сдать все свои данные, плюс еще появилось новшество — образцы ДНК. Я требовал объяснений, на каком основании я должен явиться. Требовал официальных повесток. Менял телефоны. Я открыто живу. Открыто работаю. Мне надоело».
После того как один из сотрудников полиции прямо сказал: «Не явишься сдавать образцы ДНК, подкинем оружие, уедешь на пять лет», — Билал решил уехать сам. «Временно», — подчеркивает он. Сейчас он живет в Турции, ничего не скрывает (я намеренно переспросила, не возражает ли он, чтобы я назвала его имя и фамилию) и собирается подавать в суд на МВД Дагестана.
«Я очень жалею, что за все эти годы мне ни разу не пришла в голову мысль подать на них в суд», — говорит он.
Однако статистика судебных решений в отношении тех, кто подает иски на незаконные действия МВД Дагестана, малоутешительна. В большинстве своем — это отказы. Причина проста: судьи не хотят ссориться с МВД, а также создавать прецеденты. Ведь тогда суды столкнутся с валом таких исков.
Однако прецеденты уже созданы. Просто о них мало кто знает. Мне удалось найти, по крайней мере, три таких решения.
Первое особенно важно тем, что решение районного суда Дербента о незаконной постановке на профучет подтвердил и Верховный суд Дагестана.
Весной 2014 года Тимур Х., дипломированный юрист, ехал в Саратов на новое место работы и был снят с поезда сотрудниками полиции по той причине, что состоял на учете. Об этой детали своей биографии Тимур не знал. Он вернулся в республику и отправил запрос в МВД с требованием снять его с учета, куда он, что очевидно, попал по какой-то нелепой ошибке. Ответа он не получил. Зато к нему явились опера и заставили сдать кровь и ДНК на анализ: якобы для проверки по уголовному делу «террористической направленности»». Образцы Х. сдавать отказался, а вместо этого подал в суд иск на незаконные действия начальника Дербентского РОВД.
Районный суд Дербента признал действия начальника полиции незаконными и постановил фамилию Х. из списков изъять.
Второе решение принял Кизилюртовский районный суд в январе 2016 года. Врач Шамиль М. был очень удивлен, когда от сотрудника ГИБДД узнал, что состоит на профучете не только как ваххабит, но еще и как «пособник боевиков».
Шамиль обратился в суд. Судья попался очень добросовестный, в своем решении он подробно перечислил все законы и подзаконные акты, которые нарушили сотрудники полиции. Но особенно важны были два пункта: Шамиль М. не был поставлен в известность о взятии на профучет; сотрудники МВД поставили его на учет, а затем стали требовать от него же доказательств того, что он не экстремист.
Однако, как отметил судья, согласно статье 226 Кодекса об административном судопроизводстве, «обязанность доказывания возложена на административного ответчика», то есть на МВД.
Третье решение совсем свежее. Оно было принято в мае этого года в Хасавюрте в отношении Эльдара Касимова. В нем судья признает невозможность постановки на профучет только со ссылкой на «оперативную информацию», поскольку часто за ней стоят «голословные утверждения».
Как Дагестан избежал гражданской войны
Нарушения, связанные с массовой постановкой на профучет, давно стали предметом общественного обсуждения. Ее критикуют адвокаты и правозащитники. Не обошли эту тему и члены Совета по правам человека при президенте РФ, которые недавно посещали республику (подробнее в материале Елены Масюк «Вахучет» — «Новая», № 68 от 27.06.2016 г.). Им высокопоставленные дагестанские силовики не могли отказать во встрече. Обсуждение вылилось в неприятный разговор на повышенных тонах. Министр Магомедов напирал на целесообразность, члены СПЧ — на законность. В пылу спора Рамазан Джафаров бросил фразу: «Вы просто не отвечаете за свои слова и не будете отвечать за последствия». Из контекста спора было понятно, что Джафаров имел в виду нарастание экстремистских настроений в республике.
Читайте также: Вахучет. Так люди в Дагестане называют черные списки, в которые кроме заподозренных в симпатиях к ваххабизму силовики вносят их родственников и даже малолетних детей
Тут стоит напомнить о предыдущем опыте дагестанского МВД в деле профилактики экстремизма и его последствиях.
Учет религиозных «экстремистов» — не изобретение нынешнего главы МВД Абдурашида Магомедова. В республике он существовал с конца 90-х.
Всех, кто не ходил в мечети ДУМД, не нравился участковым или соседям, массово ставили на профилактический учет как экстремистов. Так продолжалось несколько лет, отчетность об успешной профилактике экстремизма росла. Но и этого стало казаться мало. Во время «профилактических бесед» участились случаи издевательств, затем пошли пытки в отделениях милиции. Резко возросло количество похищений и смертей при невыясненных обстоятельствах среди тех, чьи имена были в списках. Постепенно система профучета подменила собой следствие и суды. И в этом «суде» часто единственно возможным приговором была высшая мера наказания — «уничтожение».
Вскоре в республике появился джамаат «Дженнет» (впоследствии — «Шариат»), который начал штучно и поименно отстреливать силовиков, причастных к пыткам.
Создал его известный боевик Расул Макашарипов, которого тогдашний министр МВД под гарантии безопасности выманил из Чечни, где тот воевал, — и обманул (Макашарипову дали 8 лет, через пару лет амнистировали и поставили на профучет). Он на собственной шкуре испытал все прелести подобной профилактики и предпочел ей верную смерть, создав и возглавив в Дагестане подполье. Недостатка желающих присоединиться к джамаату не было — дагестанские силовики своей «работой с населением» подготовили отличную почву для этого.
Макашарипова убили в 2005 году, но к тому времени взаимное насилие сторон достигло такого уровня, что стало ясно: «борьба с терроризмом» в Дагестане имеет все шансы перерасти в гражданскую войну.
Незадолго до убийства Макашарипова Москва спохватилась. В 2004 году Путин лично приезжал в Дагестан открывать Центр специального назначения ФСБ РФ, сотрудникам которого в последующие годы стоило немалых усилий и крови отодвинуть местное МВД от борьбы с терроризмом на вторые роли.
В последние несколько лет в Дагестане наблюдалось относительное спокойствие. Запрещенный в России «Имарат Кавказ» практически прекратил свое существование, основной костяк его был уничтожен. Война в Сирии оттянула на себя самых радикальных и непримиримо настроенных людей. Сейчас там воюет около пяти тысяч дагестанцев. Терактов и убийств в республике практически нет. На поверхности остались в основном умеренные салафиты. И в этих условиях в МВД не нашли ничего лучше, как заново начать «профилактику экстремизма».
Ирина Гордиенко
специальный корреспондент
Дагестан — Москва
