Тема дня |
- Агент из 10 «А»
- Дым и отечество
- Фетисов и Гудков стали красно-зелеными. «Альянс Зеленых» и социал-демократы объединились
- «Если не могут в Киеве, смогут в регионах!»
- Географическое (Марш лоялиста)
- Элла ПАМФИЛОВА: «Давайте напишем, что я ничего не боюсь»
- Священник Глеб ЯКУНИН: Патриарх Кирилл функцию КГБ взял как бы на себя
| Posted: 25 Jan 2014 10:21 PM PST Госбезопасность ГДР вербовала школьников для борьбы с противниками социалистического режима. О судьбах этих детей снят уникальный документальный фильм — так немцы расстаются с прошлым, чтобы его не повторить  Этот фильм шел на Первом канале (не на российском, конечно, немецком) — поразительная по своей искренности лента: «Штази на школьном дворе» (автор Аннетте Баумейстер). …Вербовку проводили два офицера ГБ. Перед началом беседы просили подписать обязательство о неразглашении. Далее — подробно, начиная с детского сада, рассказывали кандидату в агенты его биографию, в деталях обрисовывали семейное положение, жилищные условия и особенности психологического склада личности. Не забыли упомянуть, чем может грозить отказ от сотрудничества. Место вербовочной беседы — кабинет директора школы, кандидат на вербовку — 17-летняя ученица Керстин Фосс. Время действия — 1974 год, страна — Германская Демократическая Республика. Основание — еще в 1966 году министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке подписал приказ №11/66 об агентурной работе с подростками и молодежью для выявления антигосударственных настроений в этой среде. Исполняя этот приказ, оперативники и сделали школьницу Фосс агентом МГБ ГДР. Ей поручили собирать информацию об одноклассниках, их родителях, учителях, уделять особое внимание разговорам, в которых критиковались достижения социалистического строя и руководители республики, восхвалялся западный образ жизни. Выхода не было: девочке пришлось писать агентурные сообщения — за отказ от сотрудничества с ГБ ей бы просто не выдали аттестат, и потом, естественно, — никакого высшего образования. Со слезами вспоминает Керстин подробности своего агентурного прошлого. Да, работавший с ней офицер был дружелюбен, угощал вином и сигаретами, заводил разговоры о популярной музыке и группах, всячески давая понять, что сверстники ей не чета — она, мол, приобщалась к касте избранных. Но когда девчонке предложили переспать с сыном дантиста, чтобы выяснить, действительно ли их семья намеревается бежать в ФРГ, Керстин нашла в себе мужество отказаться. …Эльвира Тольсдорф была счастлива, попав в 1977 году в привилегированную школу-интернат в живописном местечке Тюрингии. Почти семейная атмосфера, опытные педагоги, заманчивые перспективы по окончании. Эльвире исполнилось 16, когда ее мать не вернулась из частной поездки в ФРГ, и она мгновенно почувствовала, как все в ее жизни переменилось — у отца начались неприятности на работе, подруги избегали, учителя смотрели сквозь нее. Лишь обходительный преподаватель немецкого языка Роберт Дитлеф вел себя по-прежнему и, более того, старался, когда они оставались наедине, выразить свое сочувствие и понимание. И как загнанному в угол подростку не откликнуться на подобное отношение... Только учитель поручил своей ученице сообщать ему в письменной форме о политических высказываниях одноклассниц, в противном случае — придется покинуть школу. Оказалось, педагог Дитлеф — внештатный сотрудник Штази (оперативный псевдоним — Ральф), который более 20 лет следил за коллегами, учениками и их родителями. Эльвире, хоть и было мучительно стыдно, пришлось доносить. Правда, ее агентурные сообщения не шли дальше девчачьих сплетен и болтовни, потому куратор был недоволен и требовал более серьезной информации. В итоге Ральф дал девушке такое задание: в переписке с матерью она должна была собирать данные о проблемах жизни на Западе, выяснить круг знакомых и склонить маму к возвращению в ГДР. Это стало последней каплей — Эльвира решила: лучше уйти из интерната, чем предать самого близкого человека. К счастью, ей повезло — она попала в список тех, кого правительство ФРГ выкупило за круглую сумму у властей ГДР.
…Марко Хермерсдёрфер учился в дрезденской средней школе — и вот ему как раз совсем не повезло. В 1987 году к ним приехала делегация французских школьников из Страсбурга. Марко со своим другом Бернхардом были в таком восторге от встречи, что (вот наивные дураки!) написали письмо обер-бургомистру Дрездена с предложением установить партнерские связи между их и страсбургской школой. И приключилась беда: один из французских школьников вел дневник, где в красках описывал негативные детали восточногерманского быта. Копию он оставил Бернхарду — рукопись обнаружил учитель. И завертелось: учитель доложил директору, директор — местной госбезопасности. Друзей вызвали на педсовет с участием офицера ГБ, обвиняли в предательстве социалистической родины, требовали во всем сознаться, грозили выгнать из школы и даже отправить в тюрьму. Жесткий и независимый Бернхард твердо отклонил все обвинения, а мягкий и застенчивый Марко — ну, не выдержал, и его пригласил на беседу старший лейтенант МГБ Клаус Мюллер. Дальнейшее развивалось по обкатанной схеме: подписка о неразглашении, подробности личной жизни, предложение о сотрудничестве и угрозы. Мальчишка поддался, и ему первым делом поручили писать доносы на Бернхарда. Это был пат — предавать друга Марко никак не хотел, но и не мог сказать твердое «нет». Полгода, пропуская уроки, скрываясь у друзей, ему удавалось уклоняться от встреч с людьми из Штази. Но когда в школе подошла пора выпускных, которые никак нельзя пропустить, а это значит — неминуемо встретить вербовщика, Марко шагнул на трамвайные пути. Он выжил, остался без ноги, а МГБ потеряло к нему интерес. Цена, заплаченная ребенком за право на личную свободу, до сих пор отдается фантомными болями... Три эпизода, три с детства исковерканные судьбы… И Керстин, и Эльвира, и Марко очень хотели бы забыть свое прошлое, избавиться от воспоминаний, выбросить из головы все эти чертовы детали вербовок и встреч с офицерами Штази — но по-прежнему выставляют себе неоплатный счет, хотя в том, что с ними было, их вины нет. Никак не могут забыть. А авторы фильма считают, что все немцы не в праве забывать свое прошлое. В 1989 году, когда ГДР все-таки пала, в агентурной сети МГБ насчитывалось более 8 тысяч завербованных детей… И эти трое словно уполномочены остальными говорить — предельно искренне, ничего не утаивая, заново переживая свой стыд, свой ужас и свою боль, чтобы общество училось и помнило. Как же все эти авторитарные режимы, сковавшие народ, как наручниками, «духовными скрепами», похожи друг на друга — своей пропагандой с пеной на губах, безмерным тщеславием мнимого благодетеля и животным страхом потерять власть. Сделать всю страну стукачами, вытаптывать чужие жизни, контролировать образ мыслей, дружбу и любовь с самого детства, разрушать семьи, плодить предательство и подлость — вот их средства для достижения политического бессмертия. Было ли во времена СССР и КГБ иначе, чем в этом, заставляющем кипеть разум, фильме? Вербовали ли детей наши чекисты? Мы не знаем: архивы спецслужб опечатаны намертво. Но раз мы не можем ответить на вопросы о своем прошлом, то и настоящее тем более нам неизвестно: может быть, и сейчас сотни детей думают о том, как свести счеты с жизнью, потому что их заставляют доносить на родных, друзей и любимых. Александр Чурсин | |||
| Posted: 25 Jan 2014 11:38 AM PST Образ Украины на время стал понятен российскому обывателю
Чувство, с которым многие россияне наблюдали за превращением майданного хеппенинга в зловонное зарево от горящих шин, — глубоко и целительно. Пока на Майдан приходили люди, которые никогда бы не подписались на метание бутылок с горючей смесью и на ненависть вообще, — что-то до конца не сходилось. То, что на Майдан выходят только за деньги, от русофобии или по приказу НАТО, — теоретически было понятно, но принять это практически что-то мешало. Когда на площади у стадиона «Динамо» радикалы-националисты сошлись с «Беркутом» — всё для нашего среднего обывателя спасительно стало на свои места. И наш человек облегченно вздохнул, обретя давно забытый душевный комфорт. «Они», как оказалось, ничуть не лучше нас. И ничуть не большие европейцы. «Они» по-прежнему с нами, на черном снегу и на раздолбанном асфальте. Украинцы, на самом деле, сделали все, чтобы дать нашему человеку в очередной раз спасительно обмануться. Гопота действительно несимпатична. За или против кого бы ни была, против ли Януковича или за Болотную, да хоть в парке Гези в Стамбуле. Без гопоты и без провокаторов не обходится ни одна революция и ни один самый праведный протест. Коллективный мозг гопоты исполнен идейных бредней — тоже бывает, и тоже не сенсация. Просто уже вошло в привычку считать украинский протест торжеством жизнерадостного постмодернизма, и сами украинцы в это искренне верили, заставив поверить в это остальных. В 2004 году на Майдане не было мало-мальски впечатляющих баррикад. «Оранжевая» революция, буржуазная по сути, получилась бархатной по исполнению, и украинцы это заслужили не меньше восточноевропейцев. И если Украина — не Россия, то прежде всего в том, что ни одна идея, даже став материальной силой, прежде не могла исказить злобой лица, и любой протест, хоть марш шахтеров, хоть революция, — превращались в большой праздник непослушания. Карнавальность протеста спасала Украину от крайностей, на упрек: «Как вы в футбол играете, так вы и революцию делаете», — самые пламенные революционеры на Майдане обиженно откликались: «А футбол наш чем плох?» Триумф раз за разом откладывался, но и не становился трагедией никакой проигранный решающий матч, права сыграть который страна героически и чудом добивалась. То, что происходит на Грушевского, для украинца — самый когнитивный диссонанс из всех, которые может пережить далекий от идеализма постсоветский человек. То, что было невозможным, оказалось неизбежным. Гуляющие на Майдане переместились на Грушевского сначала как зрители, потом как сочувствующие: а что делать? Некоторые, надев каски, стали подносить патроны — преодолевая брезгливость к гопоте, потому что это очень трудный выбор, между одной гопотой и другой, особенно если его обязательно надо делать. Но для россиянина, для которого угарный дым от горящих покрышек — лишь долгожданное саморазоблачение украинского «нацизма», это все литературщина и пустые нюансы. Тому, для кого Майдан и Европа — форма предательства, черный дым на Грушевского — как фимиам. Потому что, выходит, куда с такими манерами в Европу?! Теперь с такими манерами — только к нам, на восток, в Таможенный союз и вековое братство, и тут и начинается подлинное саморазоблачение. Логика деятельного патриотизма неумолима. Когда нашего соотечественника все-таки убедили в том, что на Майдан выходят не за печеньки и не по приказу НАТО, а в самом деле из желания уйти от нас, и уйти в Европу, соотечественник легко поверил, что Европа — зло, и это был подлинный цивилизационный сдвиг. То есть, конечно, мы и прежде знали, что Европа вот-вот рухнет под ударами кризиса, который мы, стоя на верном пути, легко пережили. Но до поры это знание от нас отскакивало, как в эпоху развитого социализма отскакивали решения очередного пленума ЦК. После Майдана это знание стало сокровенным и органичным: Европа — это геи, двойные стандарты, терроризм и обнищание масс. Душевный комфорт восстанавливался: украинцев становилось жаль, как неразумных детей, оставшихся без нашего присмотра. Но до конца все равно пасьянс не складывался. Чего-то не хватало. Имперская тоска — явление глубоко психоаналитическое, хотя психоанализ на уровне коммуналки. Это ведь действительно не по-товарищески, это не в духе нашего вечно коммунального сообщества — искать лучшей жизни, бросив нас одних в нашем величии. Нам плохо, но в этой неизбывной слякоти было хорошим только одно: нас в ней было много, и потому было не так обидно. И как же вовремя в конце концов повалил в Киеве черный дым! И это очень важно, что именно в Киеве. Очень трудно было простить грузин. Больно было от вида дрейфующей, но вовремя остановленной Армении. Даже если двинется братская Белоруссия, страна, наверное, переживет. Украина — раздражитель номер один. Вечный комплекс, на вечном полпути между востоком и западом. Вечный соперник, для которого даже это соперничество — не исторический выбор, как все для нас, а все тот же хеппенинг и Майдан, но за улыбкой — крепнущая уверенность в том, что они — не мы, хотя все так навязчиво похоже, и Киев — такой европейский город таких неевропейских лиц. А теперь им отказал вкус. И все сошлось. Хотя бы на время мы снова рядом. А насчет «вместе»… Это уже все равно не ждет. Вадим Дубнов | |||
| Фетисов и Гудков стали красно-зелеными. «Альянс Зеленых» и социал-демократы объединились Posted: 25 Jan 2014 10:39 AM PST «Впервые в истории социал-демократы и зеленые сливаются в одну структуру. Отношения были и раньше, но до этого они никогда не заканчивались официальным браком», — эти слова миллиардера Глеба Фетисова делегаты объединительного съезда «Альянса Зеленых – Народной партии» и «Социал-демократов России» встретили аплодисментами. Мероприятие состоялось 25 января в московском «Бородино-Холл». Соцдемы под руководством экс-депутата Госдумы от «Справедливой России» Геннадия Гудкова были созданы всего месяц назад — 15 декабря 2013 года, поставив своей целью собрать вместе сторонников левых взглядов. Поэтому в состав партии Фетисова, уже имеющей официальную регистрацию в Минюсте, де-факто сторонники Гудкова вошли на правах самостоятельной организации. В новую партию также влились еще две небольшие структуры: «Свобода и Справедливость» и «Колокол». Согласно решению съезда, сопредседателями избраны Фетисов и Гудков. Изменится и название политической платформы — теперь она будет называться «Альянс зеленых и социал-демократов». Действующие депутаты Госдумы Илья Пономарев и Гудков-младший вошли в руководящие органы, но официально в партию не вступили. В противном случае, им пришлось бы сдать мандаты, так как избирались в парламент они от эсеров. Глеб Фетисов обрисовал главную задачу своим соратникам: не отдать страну в руки современных «матросов железняков», которые могут прийти на смену действующей политической элите. «Мы будем лечить безответственную власть», — заявил он, пообещав отстаивать идеи парламентаризма и развития местного самоуправления. Говорил лидер зеленых и о стремлении обеспечить каждому доступ к природным ресурсам. Необходимость «отобрать и поделить» не озвучивал, но как бы намекал. Победить на следующих выборах в Госдуму Фетисов расчитывает за счет «прямого действия» — целью поставлено дойти до каждого, кто сегодня протестует на кухнях и в соцсетях. «Мы — не радикалы. Мы — за мирный протест, — напомнил собравшимся Геннадий Гудков, — Мы создаем партию, чтобы в России не было майданов и улицы Грушевского. Нам нужна власть, чтобы спасти страну». Осуществлять задуманное Гудков планирует за счет диалога с властью, если она на него пойдет, а также замены собой дискредитированной парламентской оппозиции. Путь к этому, по его мнению, в объединении. «Не говорю об идеологии — мы ее выработаем позже». Сегодня уже боятся фальсифицировать выборы в столице, поэтому ближайшая цель — выборы в Мосгордуму, делится планами Гудков. Он рассчитывает, что удастся договориться о неприпятствии сильных оппозиционных кандидатов-одномандатников друг другу не только с РПР-ПАРНАС и Навальным, но и с КПРФ. В качестве уже свершившихся успехов зеленые социал-демократы отметили победу нескольких своих кандидатов на региональных выборах, а также реализованный принцип «гендерного равенства», который партийцы поняли как необходимость включать в тройку лидеров на всех выборах по женщине. Сергей ЕЖОВ | |||
| «Если не могут в Киеве, смогут в регионах!» Posted: 25 Jan 2014 10:17 AM PST Радикальное крыло с каждым днем растет за счет разочарованных в мирных переговорах граждан
Парень в маске и полной амуниции рассматривает через бинокль с самодельной смотровой вышки позиции спецназа. На поясе у него кобура с выглядывающей рукояткой пистолета. На другом боку — перекинутый через плечо противогаз. «Два автобуса со свеженькими приехало», — передает он информацию вниз, на укрепленные баррикады. После первых огнестрелов на улице Грушевского вооруженные «протестувальники» в полной экипировке в центре Киева — обычное дело. — Ну и где эти ваши переговоры? Сколько времени уже прошло! Где результат …? — орет на всю баррикаду парень в армейской каске и камуфляже. — Они нас вертят на …, а мы ждем! — А что предлагаешь? — кричат с соседней баррикады. — Бить им …! Прямо сейчас! Они замочили пятерых наших, а мы ждем! — Слышь, правый сектор! Заткнись, мать твою! — осек крикуна мужик лет 35 в берете ВДВ. — Пятерых замочили, а если щас пойдем — всех порвут! У них там автоматы! Хер ли ты тут со своим травматом сделаешь? Улица Грушевского затянута черной завесой дыма — горят автомобильные покрышки, накиданные по границе столкновений. Идет уже третий день, как истек поставленный Януковичу ультиматум — уйти в отставку, иначе «в наступление пойдет Майдан» (цитата Кличко). Но наступление в Киеве в тот день так и не началось. Вместе с Тягнибоком Кличко побывал тогда на Грушевского — рассказал, что уходить Янукович отказался, а, наоборот, пригрозил «протестувальникам» сроками. «В такой ситуации я предлагаю продолжить мирные переговоры и сохранить перемирие», — неуверенно пробормотал бывший боксер. «Пойдем все спать!» — призвал Тягнибок. «Иди на …!» — отвечали парламентскому радикалу на «Груше». А Яценюк, храбро заявивший накануне, что в случае отказа Януковича уйти он пойдет с людьми и согласен даже на «пулю в лоб», и вовсе не явился на Грушевского. И, в общем, правильно… Ситуация, при которой «разгневанные московские горожане» и правда бы разошлись по домам спать, привела здесь к фантастическому развитию протеста. «Если не могут в Киеве, смогут в регионах!» — заорал тогда кто-то на прощание Тягнибоку и Кличко. И в следующие два дня, четверг и пятницу, один за другим крупнейшие города западных и центральных областей переходят под контроль сторонников Майдана. Где-то — как во Львове, Ивано-Франковске, Ровно и Житомире — чиновники и милиция сами сдают посты, а местные горсоветы признают «Народную раду Майдана» — пока еще не собранное, но уже символичное революционное правительство. В Тернополе и Черкассах сакральные чиновничьи кабинеты пытаются вяло защищать войска МВД, и даже возбуждаются уголовные дела. Но в будущее этих уголовных дел не верят, кажется, уже и в самой милиции. На мой вопрос, является ли захват зданий и заявления местных лидеров о признании власти Майдана госпереворотом, официальный представитель МВД Иван Бабаев сообщил, что «такие оценки давать преждевременно», «необходимо разобраться в ситуации тщательным образом, так сказать, проанализировать обстоятельства». Но куда точнее о настрое в МВД говорит нескладная на слух фраза из официального заявления: «Милиция обеспокоена совершением рядом лиц ряда правонарушений, связанных с групповым нарушениям общественного порядка». Пока в МВД анализируют и выжидают, революция разрастается и в Киеве. «Протестувальники» захватывают здание министерства аграрной политики. А в субботу занимают и офис минэнерго, где министр Ставицкий ведет селекторное совещания с директорами ТЭЦ. Ставицкий просит «гостей» разойтись. — Вы же не хотите коллапса энергетической системы Украины?! — взволнованно обращается к людям чиновник. — Не хотим, — отвечают министру в толпе. — Поэтому ваша деятельность будет проходить под народным контролем! — Но вы перешли межу! — возмущался министр. — Вы понимаете это или нет? — Ну, вперед! Работайте! И хмурый министр Ставицкий отправился продолжать свой «селектор». «Расширение территории Майдана» — новая тактика манифестантов после провалившихся переговоров с Януковичем о его отставке. Захват зданий проходит, надо сказать, бесконфликтно и формально оппозицией не координируется. Хотя на деле же все сложнее, и обо всех захватах и телодвижениях «радикальных граждан» парламентская оппозиция в курсе. «Мы знаем и, по возможности, собираем информацию, координируем данные, анализируем. В общем, следите за новостями», — объяснил мне координатор штаба «Батькивщины» Олег Медведев. Напомнив чем-то спикера от МВД Бабаева. Что тут сказать — оппозиция по-прежнему, не веря, что ли, в растущие силы протеста, официально открещивается от «захвата власти». И это притом что сопротивляться восставшим у МВД практически нет сил — «Беркут» целиком брошен на охрану резиденции Януковича в Межигорье и парламентского квартала на Грушевского и Банковой. При полной потере контроля над ситуацией власть продолжает демонстративно бодриться. Премьер Азаров злит людей, называя манифестантов «террористами и преступниками». Крымские депутаты-регионалы призывают «разнести этот Майдан танками». Захват народными активистами власти в регионах фигурирует в официальных сводках как «проплаченный Западом акт агрессии, не способный расшатать ситуацию» (сообщение правительства). Туда же — и российские каналы, рассказывающие о «бандитских группках, терроризирующих безмятежный Киев». В «безмятежном Киеве» при этом третьи сутки сохраняется шаткое перемирие. За это время активисты выстроили на Грушевского несколько новых линий баррикад. Заграждения с колючей проволокой появились на Институтской, Крещатике. У стадиона «Динамо» все еще жгут покрышки и гремят в бочки-барабаны. Перемирие это, как говорят в оппозиции, удастся сохранить лишь до вторника, когда соберется внеочередное заседания Рады. На повестке — отмена «законов 16 января». Но радикальное крыло «протестувальников» — а оно с каждым днем растет за счет разочарованных в мирных переговорах граждан — этим не остановить. Оппозиция же, в свою очередь, отстранившись от прямого руководства протестом, фактически позволила радикалам самим решать, как пойдет революция. Не сумев в открытом бою отомстить «Беркуту» — а это здесь сегодня важнее отставки Януковича и люстрации членов Партии регионов, — киевские «протестувальники» вспоминают о тактике махновцев. Например, в ночь на субботу тело милиционера с огнестрельным ранением было обнаружено рядом с общежитием «Беркута». Сотрудник возвращался домой после смены. — Это уже война! — объяснял мне на «Груше» мужчина лет 40 в берцах. — Они воюют с народом, а народ не будет терпеть! Убивают, выкрадывают раненых из больниц! «Выкрадывают, — подтверждает мне потом зам начальника медслужбы штаба сопротивления Андрей Гук. — Плюс идет постоянная охота на активистов. По Киеву у нас на улицах 17 человек выкрадено милицией — это только установленные случаи, когда родственники заявили нам о пропаже. Вот 17-летнего Михаила Нискогуза взяли в центре, раздели догола и заставили петь на снегу гимн Украины. Затем выбросили в городе — считай, нашелся». (Похожий случай произошел и с Михаилом Гаврилюком, видео издевательств над ним размещено на YouTube — П. К.) — И вы тоже пойдете убивать? — спрашиваю я того мужика в берцах на «Груше». — Но если с нами как со скотом! — вырывается у «протестувальника». А затем он приподнимает полу длинного пальто и показывает ствол охотничьего ружья. Павел Каныгин | |||
| Географическое (Марш лоялиста) Posted: 25 Jan 2014 09:07 AM PST Исполняется на мотив «Оды к радости» (4 часть 9 симфонии Бетховена). Впрочем, можно и на мотив «Как на Киевском вокзале» Вы же, гады, не хотите, чтоб у нас как в Киеве? Чтоб не стало монолита, власти и морали бы, Чтобы нацики открыто «Бей жидов» орали бы? Западенцы чтобы выли, мерзостные шулеры, А гранаты шумовые задавали шуму бы? Чтоб вожди дрожали втайне, превращаясь в скот уже? Вы хотите, как в Украйне? Не хотите? То-то же! Я готов заверить ныне: мы надежно струсили. Не хочу как в Украине, а как в Белоруссии! Много светлых мест на карте, где меня бы поняли. Я хочу как в древней Спарте, в городе Лаконии, Где кидали в бездну смрадну хилого и нервного, Рот открыть считалось в падлу и покрышек не было! Кодекс древнего Китая рад в граните высечь я: Там имелась казнь такая — называлась «Тысяча». Там на тысячу фрагментов несогласных резали, И в команде диссидентов все от страха хезали. Не хочу, чтоб говорили, чтоб условья ставили — Я хочу как в древнем Риме, как в Месопотамии! Я готов терпеть пороки при одном условии — Византийские уроки чтобы все усвоили! Чтоб заткнулись — будьте-нате — всякие такие бы, Чтобы так, как при Пилате, а не так, как в Киеве. Чтобы тут у нас на МКАДе жили люди лучшие, Как в Шумере и Аккаде, в Фивах в крайнем случае. Чтобы спины были гибки, ибо в этом счастие! Чтобы было как в Египте при шестой династии! Древний мир времен упадка, страшный сон античника: Как тепло, уютно, сладко, как патриотичненько... Чтобы бедность и отсталость, чтобы лоск повытерся, Чтобы «Бей жидов» читалось лишь в глазах правительства! Тут надежность и мессия — там зараза трупная. Мы не малая Россия, мы Россия крупная, Мы умнее, мы богаче, круче и счастливее. Так что будет все иначе. Типа так, как в Ливии. Дмитрий Быков | |||
| Элла ПАМФИЛОВА: «Давайте напишем, что я ничего не боюсь» Posted: 25 Jan 2014 03:38 AM PST Элла Памфилова — по всей вероятности, новый омбудсмен России. По истечении полномочий Владимира Лукина она может занять пост уполномоченного по правам человека. Владимир Путин одобрил ее кандидатуру
— Элла Александровна, получается, вы ушли при Медведеве — с которым многие связывали либеральные надежды, — а вернулись при Путине, олицетворяющем жесткость. — Дима, я не хочу сейчас пинать Медведева. Сейчас этого не делает только ленивый. — Но объясните хотя бы… — Скажем, так: я ушла при Суркове, когда поле публичной политики не просто вытаптывалось, а выжигалось. А вот общественные организации, и в первую очередь правозащитные, яростно сопротивлялись, не позволяя превратить себя в общественное кладбище. Хотя и понесли значительные потери. Я в том числе… Что касается жесткости Путина — я не сторонница примитивных объяснений типа послевыборного прессинга и олимпиадного послабления. Это плоско. Путин обладает уникальной интуицией, у него, я сказала бы, прямой контакт с российским коллективным бессознательным. Поскольку глубинные процессы общественного развития и самоорганизации идут сложно, но довольно стремительно, у меня есть ощущение, что Путин ищет контакты с его самой дееспособной частью — поверх чиновничьих барьеров. Более того — в борьбе с коррупцией он только на нее и может опереться, потому что иначе система сама себя сожрет, и очень быстро. Что перемены в России назрели — понимают все, и у серьезного политика в таком случае всего два варианта. Либо задавить протест намертво — что уже невозможно, да и с кем власть тогда останется? — либо эти перемены возглавить. Так что никакого «олимпийского послабления» нет — есть долговременная тенденция, которая наметилась два года назад. Я поспорила тогда с другими аналитиками, не буду называть имен, на ящик коньяка. Мы с вами разговариваем в день освобождения Платона Лебедева, так что ящик приближается ко мне стремительно. — У вас, насколько я понимаю, долгая история отношений с Путиным — и разногласий с ним… — У наших отношений был довольно драматичный старт — я была одна из тех немногих, кто голосовал в Думе против его назначения премьер-министром в 1999 году. В то время многие звали меня в разного рода предвыборные блоки, в том числе Березовский еще в августе передал мне через своих приближенных, что если не присоединюсь к «Единству», то получу на выборах 0,6%. Хотите — верьте, хотите — нет, но так и произошло: наше движение «За гражданское достоинство» на выборах в декабре 1999 года получило именно 0,6%! Меня просто размазали, как и многих других политиков. Понеся большие моральные, душевные и материальные потери, лишившись многих «друзей» и «соратников», практически в полном одиночестве, я заняла денег у близкой подруги и отправилась под Новый, 2000 год в Сочи зализывать раны. Там и услышала ельцинское: «Я ухожу…» Позвонила Примакову, спросила, будет ли он участвовать в президентской кампании — в этом случае собиралась его поддерживать. Когда он отказался, решила, что сама пойду — терять нечего просто потому, что у меня не было другого выхода: или смириться со своей политической смертью, или еще подрыгать лапками, как лягушка, на нашем политическом болоте. На «авось»… Так я и сказала Медведеву, когда он в качестве руководителя предвыборного штаба Путина спросил меня о причинах самовыдвижения. — А он что? — Ничего, чаем с пирожными угостил. Я понимала, что у меня нет никаких шансов, — но это была единственная возможность для политического выживания, акт отчаянного сопротивления маленького человечка большим внешним обстоятельствам. Потом было много встреч и, как правило, споров. Самая неожиданная история — в конце 2005 года, когда Дума приняла в первом чтении драконовские поправки в закон о некоммерческих организациях. На встрече с президентом я выступила против этих поправок, приведя ряд аргументов. Путин отнесся к этому настолько серьезно, что собрал по этому поводу Совет безопасности. Перед началом я поговорила с несколькими его членами, которые вроде бы соглашались со мной, — но во время заседания оказались, естественно, против. Путин с суровым видом наблюдал мои отчаянные попытки переубедить высокопоставленных членов Совбеза, которые дружно опровергали все мои доводы. Наконец, когда я уже почти безнадежно изрекла, что трудно одной противостоять всем собравшимся, но я буду настаивать на своем, президент, сидевший напротив меня на другом конце этого длинного стола, сказал: «Почему же одна? Я готов со многим согласиться»… В результате в закон были внесены определенные коррективы, без которых он был бы еще хуже. Это я к тому, что Путин — и я не раз в этом убеждалась — уважает людей, которые, если с ним не согласны, не боятся это несогласие отстаивать — искренне, открыто, аргументированно, без камня за пазухой. Он понимает, что на холуяж никакой надежды нет. Когда необходимо одернуть кого-либо из чиновников или депутатов, кто в глаза постоянно кивает в знак согласия, а за глаза всю ответственность за собственные глупости сваливает на президента — вот тогда и нужен такой «несогласный». И сейчас как раз такой момент, когда, опираясь на людей с позицией, он может, если захочет, хотя бы урезонить многих зарвавшихся «радетелей народного блага». — Были другие случаи, когда он вас услышал? — Конечно, и не раз. И пенсии военнослужащим, пострадавшим в горячих точках, и миграционное законодательство, и многое другое удалось изменить. И еще — когда Россия принимала «Большую восьмерку» в 2006 году. Я тогда со своими коллегами-правозащитниками организовала «Гражданскую восьмерку», когда в Россию приехали правозащитники из пятидесяти стран, и Путин, несмотря на то, что практически все его отговаривали, согласился с ними встретиться. И в результате это стало общей победой: все стороны получили то, чего добивались. — Как вы думаете, наверху испугались украинского Евромайдана? — Не думаю, что испугались. Но, переживая за украинский народ и глядя на то, что там происходит, никому из нас не помешает хорошенько задуматься. Конечно, Россия очень инерционна — я считаю это не столько ее проблемой, сколько ее спасением. Благодаря этой инерционности — проклятой, но и благословенной, — мы много раз умудрялись не грохнуться в смуту. Потому что запрягаем долго, но потом, как известно, летим стремительно. И не приведи Господь, в пропасть… В России не было бы Майдана с его митинговой раскачкой. Политические гулянья, многомесячные стояния — вообще не наш формат. Тут очень долго ничего нет, а потом раз — и ВСЁ. И вот этого «раз — и ВСЁ» я очень опасаюсь. Настольная моя книга сейчас — «Пророки и мстители» Максимилиана Волошина. Если вернуться к моей ситуации, то я ее рассматриваю как шанс содействовать поиску согласия и консолидации усилий всех, кто заинтересован защищать права и свободы людей, добровольно обременив себя ответственностью за многое из того, что происходит в стране. Когда мне позвонила Людмила Михайловна Алексеева, я решила, что не буду отказываться. А потом — Елизавета Глинка: «Если ты согласишься, мы поддержим…» Михаил Александрович Федотов со мной уже конкретно поговорил. Владимир Петрович (Лукин. — Д. Б.) сказал, что если окажется, что это не слухи, то поддержит. Многие звонили. Ганнушкина Светлана Алексеевна, Кирилл Кабанов… Понимаете, если я вам сейчас скажу, что не хотела, не собиралась, — это будет правда, конечно, но будет выглядеть как непростительное кокетство. У меня только в последние годы появилась возможность больше читать, слушать музыку, которую люблю, больше уделять внимания близким и дорогим мне людям. В конце концов, на полноценную личную жизнь! Но давайте напишем, что я ничего не боюсь, ни о чем не жалею, благодарю, постараюсь оправдать и т. д. — Как вы думаете, НКО сохранятся в России? — Еще как! У них есть опыт выживания в условиях такого неблагоприятствования, что сейчас-то, когда пик этой выжигательной активности схлынул… когда поиск агентов уже не составляет главного удовольствия разнообразных «наших»… — Ходорковский честно сказал, что не знает, как реформировать российскую пенитенциарную систему. А вы знаете? — Это долгая история, которая требует невероятных усилий и терпения. Есть средства косметические и внешние — ремонтируют тюрьмы, убирают слишком явную антисанитарию — но главное-то не в этом. Главное-то — изменить правосознание и психологию людей, которые в этой системе работают: «Что, я должен им в камеру кофе носить?!» Это не злодеи, просто многие сотрудники не представляют, что может быть иначе. А еще есть совсем запущенное направление — это защита прав потерпевших и жертв преступлений — конь не валялся. И, само собой, надо менять систему назначения судей, если мы хотим иметь независимые суды. Сегодня судья нередко попадает или в административную «неволю», или встроен в систему региональной круговой поруки: то с прокурором, то с полицейским, а то и со всеми сразу, включая местную власть, все друг другу сваты, кумовья, должники и собутыльники — поди пробейся через это простому смертному: биться — не пробиться, только лбы расшибать. — Я иногда не понимаю — до какой степени вы сами верите в успех собственных начинаний? — В этом есть нечто иррациональное. Не поверите — в один из самых тяжелых моментов моей жизни внутренний голос весьма сурово изрек: Памфилова, прежде чем радеть за народное счастье, наведи порядок в собственной душе, в своей семье и со своими близкими. Да просто помоги тому, кто рядом! Политик, у которого несчастны дорогие ему люди, не может осчастливить город, поселок, край, страну, мир, земной шар… Сначала позаботься о своей душе, наведи порядок в мозгах, и только тогда берись за новое дело! Помогло, знаете ли. — С годами это все трудней делать. — Это зависит от самоощущения человека, его страсти к познанию, от его стремления к развитию. — Вы не вышли замуж, простите за личный вопрос? — «Быть замужем» и «не быть одной» — серьезная разница: я не одна, но никого не впущу в свое личное пространство дальше определенной границы. — Хорошо, вы с Путиным принадлежите к одному поколению. Вы же не скрываете возраст? — Это бессмысленно. — Ну вот, вы почти одногодки. Как вы — не в порядке комплимента спрашиваю — умудряетесь выглядеть на сорок? Бег, диета, летание со стерхами? — Хорошая обувь — главное, я так думаю. — Только? — Человеку естественно ходить, он это любит, когда обувь хорошая. Надо много ходить — не бегать, не летать — просто почаще ходить пешком. Этого совершенно достаточно. И, естественно, при первых признаках паники прикрикивать на себя. — Но есть ли жизнь после шестидесяти? Мне вот сорок шесть, и я о пятидесяти думаю не без легкого содрогания… — Дима, это абсолютно нормально. Я в сорок пять искренне полагала, что жизнь закончена, личная так уж точно. И вдруг настает лучший период в моей жизни, как раз после шестидесяти, когда вдруг начинаешь получать удовольствие от тончайших нюансов, которых раньше и не заметила бы…. И силы появляются, и желания, и стремления… Главное, не держать зла, никому не завидовать и не изводить себя бессмысленной желчью. Друзей ценишь больше, общение с ними. В людях разбираешься гораздо лучше. Вырабатываешь вдруг замечательно точные критерии для их оценки. И единственная проблема — требования к этим критериям все выше и выше, а сам все меньше и меньше им соответствуешь… Беседовал Дмитрий Быков | |||
| Священник Глеб ЯКУНИН: Патриарх Кирилл функцию КГБ взял как бы на себя Posted: 25 Jan 2014 12:01 AM PST О «голубых» скрепах, «Пуссиниаде», тайном агенте Кураеве и превращении православия в обрядоверие
В советское время Глеб Якунин был осужден за антисоветскую агитацию и пропаганду. Отбывал срок в Перми-35 (1979–1985 гг.), а затем два с половиной года провел в ссылке в Якутии. Участвовал в работе парламентской комиссии по расследованию причин и обстоятельств ГКЧП (1991–1992 гг.). Комиссия опубликовала в том числе и архивные материалы КГБ о сотрудничестве отдельных иерархов РПЦ с КГБ. В 1993–1995 годах — депутат Госдумы. РПЦ дважды предавала Якунина анафеме. Первый раз — в 1966 году за письмо, направленное патриарху Алексию I, в котором описывалось подавление органами государственной власти СССР прав и свобод верующих граждан страны (восстановлен в сане в 1987 году). Второй раз — в 1997 году «за самочинное ношение иерейского креста и священнических одежд» (после лишения сана в 1993 году по причине отказа подчиняться требованию о неучастии православных клириков в парламентских выборах), а также за «общение с самозваным патриархом Киевским Филаретом». Сегодня Глеб Якунин — протопресвитер, секретарь Священного синода Апостольской православной церкви (АПЦ). — КГБ нужна была церковь мракобесная, реакционная, послушная. А «голубые» всегда были очень послушные — они же скомпрометированы, в советское время за это можно было посадить. И спецслужбы с удовольствием пропускали наверх этих гомиков. Нынешний патриарх Кирилл в молодости был личным секретарем митрополита Никодима (митрополит Ленинградский и Ладожский, 1963–1978 годы. — Е.М.). Потом Никодим сделал Кирилла ректором духовной академии. У Никодима тоже была эта страсть… А самые близкие к нему были: Ювеналий (митрополит Крутицкий и Коломенский), все зовут его «бабой Юлей» (он сейчас подал заявление, что он в отставку якобы уходит). Ну, и Кирилл… Скрепы-то «голубые» оказались!— Если мы вернемся к славному отцу Андрею (Кураеву), то он написал, что рядовое духовенство, монахи честные, не «голубые»… Ерунда. Это вертикаль сверху донизу. И когда пришел Кирилл, то он поставил на должности 70 новых архиереев. Кирилл, став патриархом, начал подбирать своих сторонников и брал из глухой провинции каких-то игуменов, архимандритов и делал архиереями. И большинство из них «голубые». Значит, он сам прекрасно понимал, что их можно держать в руках, что они послушные.
Мы, демократы, религиозный авангард, мы против гомофобии. И мы говорим, что опасность не в том, что он гомосексуалист, а в том, что он говорит. Отец Андрей (Кураев), разоблачая гомосексуализм в церкви, говорит, что это превратилось в лобби, гомосексуальное лобби. Опасность в другом — что они превращаются в политическую силу. Никто и никогда не мог касаться этой темы, потому что это было табу. — На сегодняшний день гомосексуализм — это самый большой грех в РПЦ? — Радикальная общественность, начиная с режиссера Охлобыстина и кончая депутатом Милоновым, считает почему-то, что гомосексуализм — это грех, что это извращение природы (В. Милонов — член приходского совета православной церкви Святителя Петра Митрополита Московского, И. Охлобыстин — священник РПЦ, временно запрещенный в священнослужении. — Е.М.). Но если природа гомосексуализма такова, что человек не способен полюбить вообще человека противоположного пола, то его трудно за это осуждать. Он по своей природе как бы женщина, мужчина в юбке. — Но они же принимают обет безбрачия? — Вот! Дело даже не в том, гомосексуалист он или не гомосексуалист, дело в том, что они не выполняют самое важное для монаха правило: если уж ты пошел в монахи, то держись. Если нет, лучше расстригись и женись. Так ведь у многих из нас и было, не выдержали — уходили. Есть испытания, скажем, Великий пост… Можешь выдержать — держи, а если не выдержал, иди исповедоваться. Если не способен побороть себя (даже разница здесь небольшая — правильным сексом занимаешься или ты гомосексуалист), уходи. А если ты епископ, то тем более должен уйти. Иди на покой. — Но сейчас очень выгодно быть в церкви, это весьма денежная работа. — О да, еще какая! Вот церковь наша: обряды, красивое богослужение, святыни, иконы, почитание… А что реально в церкви? То, что сейчас говорит Навальный, — «жулики и воры», так то же самое и в церкви, но в еще худшей форме. Когда человек воцерковляется, он все это видит. Это ужасно, что церковь фактически в плену суперконсервативных и антидемократических сил. Кирилл считает, что он стал патриархом, значит, ему уже все можно?!
Такое слабое выступление было у Чаплина, ничего не сказал. И этот монолог, угроза Кураеву, что его в конце концов отлучат от церкви, как меня и как Филарета… — Да, Чаплин сказал, что «у Кураева есть два пути: первый путь — покаяться, а второй путь — приложиться к тем, кто точно так же в свое время, объясняя свои слова и действия благими разговорами, покинул церковь и стал ее разрушать вместе с ее исконными недругами. Мы помним имена этих людей — Денисенко, Якунин, Дзюба. Некоторые из них упоминаются в СМИ, некоторые почти полностью забыты. Когда-то о них говорили как о героях, а потом стали говорить с пренебрежением или перестали говорить вовсе. Очень не хотелось бы, чтобы этот перечень имен пополнился именем протодьякона Андрея Кураева». — На самом деле они страшно боятся, если отец Андрей (Кураев) сам не уйдет из церкви. И меня гнали, запрещали, отлучали. Я ведь тоже не плюнул и не ушел. Я прекрасно понимал, что надо изнутри с ними воевать, и тогда можно гораздо легче пробить хоть какие-то реформы внутри церкви. Пусть он (Кураев) сидит и пытается изнутри побороться. Пусть они сами его выгоняют. Вот они говорят — Филарет… А я ведь несколько лет был близким к Филарету человеком. Я не забуду, как Филарет, когда его обвинили, что у него семья, сказал (при мне он это говорил): «Что такое семья? Даже если бы у меня была жена и дети, так мне это почетно по сравнению с ними, уж такое я бы про них говорил, что было бы стыдно всему народу». Он не стал разоблачать их гомосексуальность. Вы обратите внимание, Чаплин, выступая по поводу обвинений Кураева, сказал: «Все Богом попущено», то есть они (Кураев и другие) якобы против Бога выступают. Значит, если «гомики» залезли наверх, это что, чуть ли не Богом они посланы, поскольку Бог попустил, чтобы они там были. Раз, дескать, Бог их не прогнал, значит, они законное место занимают. Это очень позорная ситуация, неправильная. — Хочу напомнить одно ваше высказывание о Кирилле, еще до того как он стал патриархом: «Кирилл в 2000 году был автором социальной концепции РПЦ, Московской патриархии, один из пунктов которой фактически шантажирует власть, предупреждает, что церковь имеет право призывать свою паству к гражданскому неповиновению. Тогда Путин не набрал силу, но уже тогда Кремлю не нравилось это положение социальной концепции. Где гарантия, что, став патриархом, Кирилл в какой-то момент не призовет к этому неповиновению? Этот человек способен на резкие движения, экстремистские, к тому же он хитрый, тонкий дипломат, способен обыграть Кремль». — Может быть, так оно и было бы. Но финансово-экономический кризис — это еще полбеды, а вот духовный кризис… Поэтому Путин заговорил о «скрепах». Он хотел, чтобы какая-то высокая духовная жизнь была. А сейчас открывается, что скрепы-то «голубые» оказались! И это в условиях, когда весь этот безумный депутатский корпус столько времени занимается гомофобией! Милонов и Охлобыстин кричат, что они готовы бороться с геями… Так почему они со своими архиереями не борются? |
| You are subscribed to email updates from Блог «Новой газеты» To stop receiving these emails, you may unsubscribe now. | Email delivery powered by Google |
| Google Inc., 20 West Kinzie, Chicago IL USA 60610 | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий