Тема дня |
- Уточка со спецсвязью
- Пленные не должны быть заложниками
- О чем молчали рыбаки
- «Это не двойные стандарты»
- Минобороны заявило о гибели 62 сирийских военных от удара коалиции
- В «день тишины» Петрозаводск обклеили плакатами против «Яблока»
- «Ребята, да речь шла о преображении страны!»
- Холм ядовитых деревьев
| Posted: 18 Sep 2016 02:01 AM PDT Давно известно, что в России право собственности неписано и работает неформально. Обычно, обсуждая эту историю, вспоминают легендарную фразу московского мэра о том, что не надо прикрываться бумажкой. Собственностью в России можно владеть только в том случае, если начальство не против, это известно всем. Но этот же сюжет предполагает и другую перспективу: для того, чтобы по-настоящему владеть собственностью в России, использовать ее, иметь возможность передавать ее и так далее, вовсе не обязательно наличие формальной бумажки. Конечно, прекрасный пример здесь — так называемая дача Медведева в Плесе, о которой несколько лет назад уже писала «Новая газета» и на которую сейчас вновь обратил внимание публики Фонд борьбы с коррупцией (ФБК) Алексея Навального. Наталья Тимакова, пресс-секретарь нашего премьер-министра, официально разъяснила, что по документам дача Медведеву не принадлежит и что он также ее не арендует. При этом по необъяснимым причинам на даче расположена система правительственной спецсвязи. Отсюда возникает логический парадокс. Если спецсвязь оборудована на частной земле и для частного собственника, то это прямо-таки диверсия. Если собственность на самом деле государственная, то чиновникам вроде бы нужно отчитаться перед налогоплательщиками. В Плесе вскрыт кружок троцкистов, которые предлагают невероятные сценарии: перед нами нечто ни частное, ни государственное, но просто там бывает Медведев, для которого оборудована спецсвязь и еще домик для уточки. Жизнь предположительно премьерской уточки стала сенсацией. Ее домик в центре пруда, обнаруженного ФБК на территории поместья в Плесе при помощи квадрокоптера, оказался в центре внимания соцсетей. Теоретически уточка должна вызывать умиление, но в случае с Медведевым она, наоборот, всех бесит. Лидера «Единой России» в последние месяцы преследуют неудачи, так что уточке припомнили все: и его дремоту в президиумах, и «денег нет», и зарплаты учителей. Уточка Медведева потеснила даже бесспорных хедлайнеров отечественного политического бестиария — собак Шувалова. Социальные сети шутили о том, что даже у Януковича были страусы, как бы жалея Медведева, но вообще-то это злая ирония. И дело тут, по всей видимости, в том, что гражданам хочется знать, за чей счет и в чьих интересах проводится этот банкет. Кто построил шестиметровый забор, за которым прячется уточка со спецсвязью. Владельцы уточек (кем бы они ни были), конечно, придерживаются другой системы ценностей. Не холопское это дело — засовывать свои квадрокоптеры в наши дела. Примерно такова повестка этих благородных донов. Особенно красиво это получается у главы «Роснефти» Игоря Сечина (редакция не располагает документами о том, есть ли у Сечина уточка и домик для нее). Этот государственный деятель и бизнесмен выиграл иск у газеты «Ведомости». И теперь издание обязано опровергнуть информацию о том, что Сечин якобы строит дом на Рублевском шоссе. И — в соответствии с известным утонченным вкусом истца — уничтожить бумажные номера газеты с соответствующей публикацией. Мотивировка иска была связана с нарушением «Ведомостями» права Игоря Ивановича на частную жизнь. Получается, что на сегодняшний день Россия устроена примерно так: никто официально не владеет ничем. Единственное надежное исключение — домик для уточки, но при условии, что рядом с ним есть центр спецсвязи. Однако говорить об этом — значит разбалтывать врагу государственную тайну, известную так же, как неприкосновенность частной жизни лучших мужей России. Кирилл Мартынов |
| Пленные не должны быть заложниками Posted: 18 Sep 2016 01:01 AM PDT Пока стороны «нормандского формата» переставляют пункты минских соглашений, идут обмены инвалида на 75-летнюю «террористку». В мае я получила СМС от Елены Жемчуговой, муж который Владимир к тому времени уже восемь месяцев находился в плену ЛНР по обвинению в диверсионной работе. При этом в результате разрыва гранаты он получил тяжелые ранения, которые привели к почти полной потере зрения и ампутации рук. В субботу Елена позвонила снова. Оказалось, что после публикации в «Новой газете» дело сдвинулось с мертвой точки. Началась большая работа по обмену Владимира Жемчугова, которую координировал президент Украины Петр Порошенко. В итоге два украинских пленника вернулись в Киев, в обратном направлении отправились четыре человека.
Подробностями освобождения мужа Елена смогла поделиться только поздним вечером. Про эту операцию можно снимать кино. Сначала полет на военном самолете, затем — пересадка на вертолет (потому что бесполетная зона), затем марш-бросок на автомобиле до блокпоста. Елену сопровождали сотрудники СБУ, а руководила операцией Ирина Геращенко, первый вице-спикер Верховной Рады, глава Объединенного центра по обмену пленными при СБУ. На блокпост Владимира Жемчугова привезли на скорой. Как выяснилось, незадолго до того его вывозили из СИЗО Луганска – в суд, на изменение меры пресечения. В Киеве Владимира Жемчугова сразу повезли в больницу. «Результаты обследования не слишком хорошие, — говорит его жена. — Он говорит, что в Луганске его несколько раз возили на операции, но и сейчас в теле, как выяснилось, остались осколки. А в СИЗО он был не в больнице, а в обычной камере, медицинскую помощь там не оказывали, за ним ухаживал такой же заключенный». Это действительно большая проблема, о которой не раз рассказывала «Новая газета» — власти самопровозглашенных республик практически никогда не допускают в места лишения свободы представителей международных гуманитарных организаций, поэтому об условиях содержания становится известно главным образом от тех, кто вышел на свободу. История Владимира Жемчугова безусловно важна тем, что здесь украинская власть показала, что готова решать проблемы отдельно взятого человека. В августе Ирина Геращенко организовала для Елены Жемчуговой встречу в Верховной Раде с министрами иностранных дел Германии и Франции Франком-Вальтером Штанмайером и Жаном-Марком Эро. Жемчугова говорила не только от себя, но и от имени матерей и жен других украинцев, попавших в плен. В августе ситуацию взял под контроль президент Украины Петр Порошенко, встретившийся с мамами и женами пленных. Обмен должен был состояться еще в конце августа, но тогда помешало резкое обострение отношений между Россией и Украиной после инцидента с задержанием диверсионной группы в Крыму. Однако работа не остановилась. Как сообщила в своем фейсбуке Ирина Геращенко, непосредственно переговорами с представителями ЛНР занимался Виктор Медведчук. Так или иначе, теперь Владимир Жемчугов на свободе и может получать квалифицированную медицинскую помощь. Его возвращения дождалась не только Елена, но и престарелая мать. Второй пленник, вернувшийся в Киев — Владислав Супрун. В прошлом он служил в СБУ, а в последние годы работал в структурах ООН. Именно в составе мониторинговой миссии ООН он отправился на Донбасс, где был задержан по подозрению в шпионаже. Его «опознал» бывший коллега по СБУ, который сейчас работает в МГБ ДНР. Супрун получил 18 лет лишения свободы и тут же был помилован. Таковы правила игры, более или менее установившиеся со времен обмена Надежды Савченко на Александра Александрова и Евгения Ерофеева. Стороны предпочитают не отпускать лиц «под подозрением», только уже осужденных. О людях, которых Киев передал в обмен на Жемчугова и Супруна нам известно намного меньше — только статья обвинения («терроризм») ФИО и год рождения. Но и эти данные могут быть очень красноречивыми: Косяк Евгений Леонидович (1971), Денисенко Леонид Николаевич (1948), Никифоров Валерий Васильевич (1966), Никифорова Диана Прокофьевна (1941). Такова изнанка «минского процесса»: одна сторона выставляет на обмен инвалида, вторая — 75-летнюю «террористку». Тут важно помнить, что конечная цель — это обмен «всех на всех». Она стала ближе всего на один шаг. Юлия Полухина |
| Posted: 18 Sep 2016 12:01 AM PDT Прошлые выходные Владимир Путин с Дмитрием Медведевым провели на Ильмене. Так уж получилось, что в тот же день в путешествие по Ильменю отправилась и я. Путина с Медведевым не видела, свежую уху не ела, но рассказать кое-что могу.  Фото: РИА Новости Я тоже гуляла по берегу Ильменя. Надо сказать, что дело это — на редкого любителя, потому что подходы к озеру завалены мусором, а в прибрежных селениях разруха. Рыбаки, которых я видела, ходят не на соймах, а на моторных лодках и катерах. Рыбы на Ильмене много, запах копченой рыбы искушает повсюду. Похоже, что для себя жители Приильменья коптят рыбу в собственных садах, а на продажу — прямо на трассе. И это, вероятно, единственный стабильный бизнес аборигенов. В то самое время, когда Путин с Медведевым ели на пеньках уху, я в деревне Коростынь встретила беременную женщину с фингалом под глазом, она волокла по трассе тележку с копченой рыбой. Рыбы в Ильмене вылавливают столько, что ею завалено не только Приильмененье, но и соседние районы. Жители Валдая и окрестных деревень, к примеру, честно говорят, что вся продаваемая у них якобы местная рыба на самом деле с Ильменя. Потому что на Ильмене ловить можно хоть сетями, хоть гранатой. А на Валдае массово ловить боятся: только удочка или подводное ружье. Потому что Валдай — одно из любимейших мест отдыха начальства. И там так много охраны, такие суровые инспекторы рыбнадзора, что браконьерствовать в Валдайском парке не только страшно, но и опасно. На Приильменье власть, видимо, бывает нечасто, поэтому расставлять сети не страшно.
После Ильменя мы отправились как раз на Валдай. Дорога на Демянск (вся дорога вдоль озера Велье) просто опасна. На некоторых участках не проходил даже грейдер, везде огромные ямы, местами из земли торчат куски советской бетонки. Я встретила путешественников, которые перед поездкой на Ильмень окропили у батюшки машину. На восточной стороне озера Велье (с юга и вплоть до Ивантеева) крейсерская скорость — 30 км/час. Идеальная для путешественников, чтобы глядеть по сторонам. Жаль только, что типичный пейзаж Новгородчины — заброшенные деревни, избы с выбитыми стеклами, покосившиеся заборы. И хотя стоит признать, что деревня за последние 10 лет существенно окрепла, начала отстраиваться и вообще облагородилась за счет городских экспатов, разрухи все равно много. Туристов в Новгородской области практически нет. На дорогах, в Новгороде, в Старой Руссе пусто. В инфоцентрах для туристов ни одного туриста я не встретила, хотя заходила в эти центры по несколько раз. Новгородский кремль почти пустой, Софийский собор пустой, никого, кроме служек и юродивых я в соборе за два дня вне церковной службы не видела. Если бы по Кремлю не ходили работники филармонии и учащиеся музыкального колледжа, там можно было бы гулять в одиночестве. Кафе и рестораны как на Софийской, так и на Торговой стороне пусты: в любой можно смело заходить с ребенком, коляской и собакой — точно никому не помешаешь. Старорусский курорт, окруженный пыльными приземистыми хрущевками и неопрятным частным сектором, больше похож на центр подготовки космонавтов: строгость охраны, тишина, покой, стерильная чистота и ни одного человека в пределах видимости. Если верить порталу Booking.com, в день заполняемость отелей в Новгороде на прошлых выходных была 38%, в Старой Руссе — 29%. По-моему, наша страна в своем патриотическом угаре стала для иностранцев попросту неприятной. Например, в новгородском хостеле две женщины из соседнего номера выругались на китаянку: «Я не знаю, как тебе еще объяснять! У нас Россия, говори по-русски». В Витославлицах музейные работницы, едва завидев автобус с туристами, закрывали экспозиционные залы «на технологический перерыв». Им лень возиться с туристами. Да и туристы традиционно китайские. Феи в кокошниках, сидевшие в музейных избах, при виде иностранцев крестились, шептали «Осссподи ты боже мой!» и жаловались, что «эти узкоглазые» все смотрят, обо всем расспрашивают, все фотографируют и при этом ни слова по-русски не говорят. Но китайцы не сдаются и, несмотря на наше хамство и ксенофобию, все равно путешествуют. Русские же никуда теперь не ездят. Местный турист пропал как класс. Все музейные работники, все служки в старейших новгородских храмах в голос горюют — пропал турист. Денег нет, люди перестали путешествовать. Анастасия Миронова, |
| Posted: 17 Sep 2016 11:01 PM PDT Американские медиа объяснили публике почему спортсмены принимали допинг законно, а виноваты только хакеры, мстившие за Россию.
Whataboutism или «ответочка»В Америке задают вопрос: кому это выгодно? И вспоминают о традиционном русском стиле отвечать на критику — во времена холодной войны в США этот стиль называли whataboutism. Незатейливый, но правильный перевод этого термина — «сам дурак». Времена имеют обыкновение не только меняться, но и возвращаться. Пропаганда снова в чести. Всемирное антидопинговое агентство, наказавшее российских спортсменов, отмечают американские СМИ, получило ответ от хакеров. Точнее — «ответочку». Утечки персональной медицинской информации о спортсменах, принимавших запрещенные препараты в терапевтических целях в виде исключения, начались с «разоблачения» американских спортсменок: теннисисток сестер Серены и Винус Уильямс, гимнастки Симоны Байлз, баскетболистки Елены Делле Донн. Начиная с 2010 года Серена Уильямс — четырехкратная олимпийская чемпионка, обладательница «Большого шлема» и «Золотого шлема» в одиночном и парном разрядах — принимала оксикодон, гидроморфон, преднизолон и метилпреднизолон с ведома Международной федерации тенниса. Сестра Винус — также четырехкратная олимпийская чемпионка и пятикратная победительница Уимблдона употребляла преднизон, преднизолон и триамцинолон. Эти препараты могут использоваться для лечения мышечных травм. Срок разрешения на лекарства строго регламентировался — от 4 дней до одного года. Симона Байлз принимала риталин — лекарство против синдрома дефицита внимания и гиперактивности (ADHD). Этот синдром обнаружен еще у двух американских спортсменов, побеждавших на Олимпийских играх: метательницы ядра Мишель Картер и 18-кратного олимпийского чемпиона, 25-кратного чемпиона мира пловца Майкла Фелпса. Если целью кибератаки хакерской группы Fancy Bear (другие названия — «Царская команда», APT28) было показать наличие в спорте «двойных стандартов», то эффект оказался прямо противоположным: в Америке публикация строго засекреченных личных медицинских данных вызвала волну симпатии к спортсменкам. Здесь нечего стыдиться19-летняя гимнастка, четырехкратная олимпийская чемпионка Рио-де-Жанейро Симона Байлз — любимица Америки. Теперь в глазах общественного мнения она еще и невинная жертва. «Я принимаю лекарства против ADHD с самого детства. Пожалуйста, знайте: я верю в чистоту спорта, всегда соблюдала правила и буду соблюдать их впредь, потому что честность абсолютно необходима в спорте и очень важна для меня лично», — написала Симона в своем твиттере. Нет худа без добра. «Разоблачение» Байлз послужило информационным поводом для крупнейших американских СМИ заговорить о синдроме дефицита внимания и гиперактивности. Людей, страдающих этим синдромом, отличает импульсивность, трудности с фокусированием внимания, необузданное поведение, в которых общество склонно видеть только невоспитанность, дурной характер и нежелание контролировать себя. Риталин — стимулятор мозга, применяемый гимнасткой, ежедневно употребляют 2 миллиона человек. «Это — не двойные стандарты: что можно американцам, нельзя русским, — пишет газета «Чикаго Трибьюн». — Байлз и другие американские спортсмены обратились за разрешением принимать препараты в медицинских целях и получили это разрешение от руководящих спортивных органов. Случай России абсолютно другой. Российские спортивные чиновники разработали сложные схемы, спортсмены глотали коктейль из стероидов и виски или вермута, и это в конечном счете покрыло позором их выступления в 28 летних и зимних олимпийских видах спорта». Здешние СМИ задают вопрос: в чем разница между Байлз и Шараповой, одинаково популярной в России и Америке? Ведь обе спортсменки принимали запрещенные препараты, ссылаясь на медицинскую необходимость. Ответ прост: у Симоны все бумаги в порядке, Мария нарушила правила. Каждый год список запрещенных препаратов ВАДА обновляется. В 2016-м их около 300, включая мельдоний.
Уголовное преступлениеТо, что сделали хакеры, опубликовав личные медицинские данные, в США является серьезным преступлением, за которое медиков немедленно лишают лицензии, а максимальное уголовное наказание — это штраф до $1,5 млн и 5 лет тюрьмы. «Я была разочарована, узнав, что мои личные медицинские данные попали в руки хакеров и опубликованы без моего согласия, — говорится в заявлении Винус Уильямс на сайте Всемирной теннисной ассоциации. — Я соблюдала установленные антидопинговые правила, когда запрашивала и получала разрешения на использование препаратов в терапевтических целях в порядке исключения. Для этого необходимо пройти строгую процедуру. Исключения рассматривались анонимной независимой группой врачей и одобрялись по законным медицинским причинам». Трэвис Тайгарт, глава Американского агентства по борьбе с допингом, назвал действия хакеров «трусливыми и презренными». Интернет-издание VOX обвинило их в расизме, отметив, что пострадали три наиболее известные афроамериканские спортсменки Америки. Издание напомнило о «шутке» главы теннисной федерации России Шамиля Тарпищева, назвавшего в телеинтервью Серену и Винус «братьями Уильямс», объяснив их успехи на корте тем, что они… мужчины. К чести теннисного наставника Бориса Ельцина, он принес извинения за крайне неудачное высказывание. Американские СМИ, увлеченные собственными выборами, не обратили внимания на слова официального представителя МИД РФ. Откликнувшись на публикацию хакеров, Мария Захарова написала в своем микроблоге о сестрах Уильямс: «Хотелось бы диагноз узнать. Может, окажется, что Тарпищев зря извинялся». Проблема действительно существуетКаждый раз, получая запрос на разрешение «в виде исключения», ВАДА должна разбираться, что за ним стоит: медицинская необходимость или желание улучшить спортивные результаты. Чтобы получить разрешение, которое хакеры из Fancy Bear назвали «лицензией на допинг», нужно согласие сначала национальных спортивных органов, потом — международных федераций отдельных видов спорта и, наконец, ВАДА и МОК. Байлз и сестры Уильямс прошли эту процедуру. Стюарт Миллер, глава Международной теннисной федерации, заявил, что в год поступает примерно 100 заявок. Врачебная комиссия рассматривает каждый медицинский случай «вслепую», не зная имен спортсменов. В конечном счете «добро» получают от 50 до 60% заявителей. Еще одна теннисистка из США Бетани Маттек-Сэндс, победительница в смешанном парном разряде в Рио, попавшая во «вторую волну» хакерских разоблачений, в свое время получила отказ ВАДА. В 2013 году она запросила разрешение на прием кортизола и препарата DHEA, ссылаясь на проблемы с надпочечной железой. Теннисная федерация разрешила ей этот препарат, но антидопинговое агентство сочло, что применение DHEA даст преимущество над другими спортсменками. Эндокринолог Алан Рогол, работающий с американским антидопинговым агентством, признал, что некоторые решения по запрещенным препаратам в терапевтических целях «не продуманы», однако в случае Маттек-Сэндс запрет был необходим. Атлеты, получившие отказ, имеют право обратиться с апелляцией в спортивный арбитраж, этим правом воспользовалась теннисистка из США. Маттек-Сэндс стала олимпийской чемпионкой. После нескольких безуспешных апелляций она получила разрешение на медицинское использование гидрокортизона. Но к ней возникли вопросы. Личность лечащего врача, выписывавшего спортсменке рецепты, привлекла внимание журналистов. Доктор Эрик Серрано — бывший культурист, хвастался тем, что «работал с тысячами атлетов, принимавшими стероиды». После скандалов, связанных с разоблачениями тяжелых заболеваний, полученных профессионалами в результате приема различных субстанций, стимулирующих спортивную форму, американский конгресс пытался ввести общие с WADA правила того, что считать допингом. Но законопроект «О чистом спорте» так и не стал законом, помешали влиятельные лоббисты. Проблема запрещенных препаратов касается и паралимпийцев. Как отмечает «Нью-Йорк таймс», спортсмен из Новой Зеландии многоборец Роберт Бергер просил разрешить ему применение метопролола — бета-блокатора для лечения болезни сердца. Он получил отказ — сначала WADA, затем апелляционного суда. Спортивные инстанции решили, что препарат даст ему слишком большое преимущество над остальными. Подробные и, может быть, скучные детали здесь важны, чтобы показать, как работает система предоставления «исключений». У спортсмена остается выбор — отказаться от запрещенной медицины или не участвовать в соревновании. С больной головы на нездоровуюЕсли части спортсменов разрешен допинг, не нужно ли им соревноваться только друг с другом? Девять вопросов «Новой газеты»Мир допинга узок и понятен лишь небольшому кругу специалистов. Даже тренеры и спортсмены здесь дилетанты. Опубликованные хакерами документы ясности, прямо скажем, не добавили. Наоборот, у нас появилась масса вопросов. 1. Как можно говорить о «строгой засекреченности» данных одних спортсменов и при этом яростно обсуждать химический состав весьма интимной жидкости вроде мочи других? 2. Как в спорт высших достижений (с его нечеловеческими нагрузками) попадают фактически больные люди? Причем порой, чем серьезнее диагноз у этих спортсменов, тем выше их достижения. 3. Кто эти «анонимные и независимые» врачи, дающие добро на участие в международных соревнованиях больных спортсменов, мимоходом позволяющие прием запрещенных препаратов, в том числе с наркотическим эффектом? Представьте, что вам скажут в вашем отделе кадров, когда вы принесете туда обычный больничный лист, подписанный «анонимным», но очень «независимым» доктором. 4. Верно ли то, что если в России легализуют прием амфетаминов (читай — выведут препараты, содержащие его) из разряда около- или просто наркотических «медикаментов», то подобными «веществами» по «справкам» можно будет кормить наших олимпийцев? 5. Сильно ли отличается процедура постановки диагноза, при котором спортсмен получает законное право употреблять наркотики, от процедуры покупки «справки» для «белого билета» в военкомате? 6. Как сильно меняется эффект от приема запрещенного вещества после того, как его прием будет «диагностически узаконен» врачами? Получает ли больной спортсмен в этом случае фармакологическое преимущество перед своими здоровыми соперниками? Есть большие подозрения, что да, несомненно, получает. 7. В итоге получается, что проблемы употребления допинга спортсменами в России нет. А есть недоработки в плане «законного» оформления этой процедуры. Достаточно лишь создать «анонимную и независимую» группу врачей, которая будет организовывать нужные диагнозы и оформлять «рецепты-абонементы» для приема запрещенных препаратов? 8. Насколько сильно наше «государственное» «допинговое лобби» (пока не доказанное, между прочим, но в наличии которого мы слабо сомневаемся) отличается от «лобби Конгресса», который абсолютно легитимно похоронил законопроект «О чистом спорте»? Не несет ли государство в последнем случае такую же ответственность, как и в первом? 9. Не стоит ли в этом случае организовывать еще одни промежуточные Игры: то есть помимо Олимпийских для обычных спортсменов и Паралимпийских для атлетов с ограниченными возможностями сделать третьи, ну, скажем, Препаратные — для больных граждан, которые получили «законное право» допинговаться, а следовательно, их возможности ограничены исключительно эффектами от приема запрещенных средств? Александр Панов |
| Минобороны заявило о гибели 62 сирийских военных от удара коалиции Posted: 17 Sep 2016 10:01 PM PDT Самолеты международной коалиции во главе с США нанесли четыре удара по войскам Сирии, в результате погибли 62 военнослужащих, около 100 человек ранены. Об этом сообщил официальный представитель Минобороны России генерал-майор Игорь Конашенков, передает РИА Новости. По его словам, операция проходила с 17:00 по 17:50 по московскому времени в районе аэродрома сирийского города Дейр-эз-Зор. «Самолеты коалиции вошли в воздушное пространство Сирийской Арабской Республики со стороны иракской границы», — рассказал Конашенков. Он добавил, что в районе аэродрома идут ожесточенные бои с террористами. «Если данный воздушный удар вызван ошибочными координатами цели, то это прямое следствие упрямого нежелания американской стороны координировать с Россией свои действия против террористических группировок на территории Сирии», — сказал Конашенков. Сразу после удара члены «Исламского государства» (организация признана террористической и запрещена в России) перешли в наступление, добавил он. С 27 февраля в Сирии действует режим прекращения огня. Он не распространяется на запрещенные в России и других странах организации «Исламское государство» , «Джебхат ан-Нусра» (нынешнее название «Джебхат Фатах аш-Шам») и другие формирования, признанные Советом Безопасности ООН террористическими. |
| В «день тишины» Петрозаводск обклеили плакатами против «Яблока» Posted: 17 Sep 2016 09:28 AM PDT Сегодня, в «день тишины», неизвестные обклеили Петрозаводск плакатами с фотографиями плачущих детей, изображения сопровождаются надписями «Выбираешь “Яблоко” — вспомни о детях Донбасса» и «Собираешься голосовать за “Яблоко” — вспомни о Донбассе». Об этом «Новой газете» рассказали в предвыборном штабе партии.
По словам кандидата в депутаты Госдумы Натальи Дьячковой, плакатов огромное множество, ими буквально увешан весь город. «Они практически на всех остановках, заборах и зданиях. Мы с утра ездим с одного конца города в другой, снимаем. Прохожие и люди на остановках помогают нам, все возмущены случившимся. И ведь никто не подумал, как и кто их будет снимать после выборов. Все плакаты мы сами физически убрать не сможем», — рассказала она.
Кандидат отметила, что плакаты появились недавно, судя по всему, их повесили ночью и продолжают вешать до сих пор. «Я прямо сейчас отрываю плакат — клей по руке течет. Люди говорят, что видели подростков, которые их клеили. Спросили, зачем они это делают, а те ответили: “Нам заплатили, нам пофиг”»,— добавила Дьячкова.
Напомним, ранее в Петрозаводске полиция задержала восемь человек за то, что они раздавали газету в поддержку экс-мэра города Галины Ширшиной и кандидата в Госдуму от партии «Яблоко» Натальи Киселене. Сами газеты сотрудники правоохранительных органов изъяли. Как утверждают в полиции, газеты запрещены к распространению. В карельском отделении партии уверены, что никаких нарушений в газетах нет. Выборы в Госдуму пройдут 18 сентября. 17 сентября объявлено «днем тишины», когда агитация за кандидатов запрещена. Юлия РепринцеваВИДЕО |
| «Ребята, да речь шла о преображении страны!» Posted: 17 Sep 2016 05:02 AM PDT Историк Михаил Давыдов — о модернизации Витте–Столыпина и ее советских эксплуататорах, о сокрушительных цифрах, о рецептах сегодняшних реформ.
Освоение Магнитки? Запланировано Госсоветом Российской империи в 1915-м. Ирригация Средней Азии? Начата в 1901-м, в 1912-м там работали экскаваторы. Нищета народа? В 1913-м доход казны от акциза на спиртное достиг 952 млн руб. Программа модернизации военного флота стоила 430 млн руб. Равнодушие империи к бедным? В рамках лишь одной кампании правительством закуплены 70 тысяч лошадей для крестьян. Ужасы столыпинского переселения в Сибирь? В 1906 году детям переселенцев выданы на станциях 76 635 порций «молока с полуфунтом белого хлеба». Горячих обедов для переселенцев отпущено под двести тыщ… Еще об ужасах переселения: в 1901 г. в Томскую губернию ввезена 71 тыс. пудов с/х машин. А в 1913-м — 2 млн 930 тыс. пудов с/х машин: Сибирь стала рынком сельхозтехники мирового значения. Еще о нищете 1910-х: в 1906–1913 гг. кредитные кооперативы выдали крестьянам 2,5 млрд рублей ссуд (шесть программ модернизации флота?). В 1913 году 30% семей в империи имели сберкнижки. Цифры вырваны из 1000-страничной монографии историка Михаила Давыдова «Двадцать лет до Великой войны. Российская модернизация Витте–Столыпина», вышедшей в издательстве «Алетейя». Массивы данных и жестко структурированная мысль рисуют новую картину чуть не самого успешного, чуть не самого забытого-оболганного двадцатилетия России. 18 сентября — 105 лет со дня смерти П.А. Столыпина. — Задача книги — показать масштаб реформ Витте и Столыпина? Показать, что реформы в России не обречены на неудачу? — Для начала было необходимо показать, что штампы традиционной негативистской историографии несостоятельны. Они не выдерживают верификации как статистикой, так и нарративными источниками. И не выдерживает проверки главный «миф»: причиной революции 1917 года было бедственное положение народа. Своего рода священные коровы негативистской историографии, ее любимые до сих пор обороты: «малоземелье», «голодный экспорт», «непосильные платежи», «разорение крестьянства» — при обращении к источникам оказываются фикцией или, в лучшем случае, капитальным упрощением. То есть оказывается, что содержание «священных коров», условно говоря, убыточный вид животноводства. Крайне важной я считаю поднятую в книге проблему семантической инфляции используемой терминологии, что почти сто лет прямо влияет на делаемые историками и обществом в целом выводы и ведет к серьезнейшим деформациям наших представлений о прошлом (я писал уже об этом в «Новой газете» — 14 декабря 2012 г.). Коротко напомню. Совершенно очевидно, что жители Российской империи в конце XIX — начале XX века в понятия «голод», «нужда», «непосильные платежи», «насилие», «произвол» и т.п., которые для негативистской историографии являются ключевыми при описании дореволюционной России, вкладывали, мягко говоря, не совсем тот смысл, который вкладываем мы сейчас. Особенно показателен в этом плане термин «голод». Его нельзя применять в XXI веке и к смертному голоду коллективизации и блокады — и к ситуации 1891—1892 гг. Да, современники — среди них Лев Толстой и Короленко — писали о голоде. Однако Толстой, чтобы точнее описать ситуации с неурожаями в 1890-х гг., прибегал к уточнению: «Если разуметь под словом «голод» такое недоедание, вследствие которого непосредственно за недоеданием людей постигают болезни и смерть, как это, судя по описаниям, было недавно в Индии, то такого голода не было ни в 1891 году, нет и в нынешнем» (1897 г.). До революции 1917 года он служил для обозначения любого крупного неурожая хлебов в нескольких губерниях (в том числе и считающегося смертным голода в 1891—1892 гг., совпавшего с эпидемией холеры, которая и унесла основную часть жертв), при котором автоматически начинал действовать «Продовольственный устав» и жители пострадавших районов получали от государства продовольственную помощь («царский паек»). За 1891—1908 гг. она составила порядка полумиллиарда рублей. Правительство фактически принимало на себя ответственность за стихийные бедствия, поскольку Александр III и Николай II регулярно списывали с крестьян подавляющую часть продовольственных долгов. После 1917—1922 гг. эта система на глазах одного поколения радикально изменилась, неизмеримо ужесточившись. Перечисленные термины получили новое и куда более страшное наполнение. Так, «голод» стал обозначать смертный голод с людоедством. Для громадного большинства жителей нашей страны самая первая ассоциация с этим словом — голод блокадного Ленинграда, а затем — голод 1921—1922 гг. (5,5 млн жертв), 1932—1933 гг. (6—8 млн погибших), голод 1946—1947 гг. (1,5 млн умерших). Хотя до 1917 года источники описывают принципиально иную ситуацию — неурожаи, сопровождавшиеся продовольственной помощью правительства, но советскими и постсоветскими историками эти недороды – иногда по недопониманию, но чаще преднамеренно — трактуются (и соответственно их читателями воспринимаются!) уже в меру этого нового знания, полученного в советскую эпоху, то есть именно как реальный смертный голод с людоедством. Это приводит к элементарному непониманию того, что происходило в нашей стране всего лишь 100 с лишним лет назад. Неисторики, как правило, и вовсе не подозревают о существовании в дореволюционной России системы государственной продовольственной помощи. Если не осмыслить данный феномен всерьез, если не ввести жесткую поправку на «семантическую инфляцию», то можно оставить мысль о том, что мы имеем сколько-нибудь адекватное представление об истории России после 1861 года. Сказанное относится и к другим перечисленным терминам негативного спектра. Народные бедствия?! Они были так невыносимы, что за предвоенное 20-летие 1894—1913 гг. Россия выручила от продажи всех хлебных грузов 10,4 млрд руб., а питейный доход казны за те же годы составил 11,8 млрд руб., т.е. на 13,5% больше. Среднегодовая цена хлебного экспорта составила соответственно 518,1 млн руб., а питейного дохода — 588,3 млн руб. В 1913-м «питейный доход» Российской империи достиг 952 млн руб. — что было всего на 1,5% меньше совокупного бюджета трех министерств — военного, морского и народного просвещения. А «Большая флотская программа», которая к 1930 году должна была обеспечить полную модернизацию военного флота, стоила 430 млн руб. О мифе «голодного экспорта» хлеба, которого просто не могло быть в стране с рыночной экономикой (у правительства Империи, в отличие от Совнаркома, не было монополии внешней торговли и возможности выкачивать хлеб из деревни), о правительственной продовольственной помощи в России в неурожайные годы я более подробно писал в предыдущих своих работах. В этой книге, в частности, я постарался показать, как в «голодные» годы создавалась и нагнеталась в прессе атмосфера Бедствия — в громадной степени за счет элементарных фальсификаций и, как говорят сейчас, фейков. Совершенно новой является тема крестьянских платежей и недоимок. В традиционной негативистской историографии одним из решающих аргументов в сюжете «бедственное положение народа» считался рост недоимок, дескать, крестьяне живут так плохо, что не в состоянии платить выкупные платежи (это львиная доля их обязательств). Оказывается: порядка 95% недоимок падали на те же 16 губерний с наиболее сильным общинным режимом землевладения. Поуездный анализ статистики крестьянского землевладения и податной статистики в этих губерниях показал, что размеры задолженности не зависели от величины землеобеспечения (нередко самые многоземельные уезды являются главными должниками — и наоборот), а определялись другими факторами, прежде всего несовершенством созданной в 1861 году системы крестьянского самоуправления, частью которой стало податное дело, основанное на круговой поруке. Неплатежи стали своего рода формой самозащиты крестьян от несправедливой податной системы и не являются доказательством снижения жизненного уровня подавляющего большинства крестьян. Тем более что весьма видное место среди должников занимали зажиточные хозяева, в том числе и представители крестьянской администрации, с которых «мир» и спрашивать боялся… В этой книжке немало данных о том, как подданные не доверяли власти. Размеры урожаев занижались волостными правлениями из «податных опасений», поэтому официальная урожайная статистика МВД дает уменьшенные сборы. Во время проведения 1-й Всероссийской переписи населения в 1897 году по тем же причинам люди нередко боялись говорить о том, чем они на самом деле занимаются, что приносит им доход, сколько получают. Опасались, например, что за пользование сельхозтехникой с прокатных станций во время аграрной реформы Столыпина будет введена новая подать. Другими словами, от власти люди ничего хорошего не ждали, и преодолевалось это чувство с трудом. Но — преодолевалось. Постепенно начали верить. Но и власть по-прежнему не доверяла подданным, отсюда масса средневековых по духу стеснений чего угодно, включая бизнес, немыслимых в развитых странах в конце XIX — начале XX века. — Еще одна твоя тема — промышленный подъем эпохи С.Ю. Витте. Ты много пишешь о мучительном недоверии государства и общества 1860—1870-х к промышленности, к приходу иностранного капитала. Из-за чего, в частности, к русско-турецкой войне 1877—1878 гг. страна пришла без современного флота, с 20% винтовок нового образца. — Это так. Индустрия — нелюбимая падчерица. Легкая промышленность набрала ход еще до 1861 года, а современную — некрепостническую — тяжелую промышленность создать своими силами не удавалось. Не было компетентных людей, не было опыта. Между тем уровень промышленного развития в огромной степени зависел от степени свободы предпринимательской деятельности. А Россия и после С.Ю. Витте не стала страной с настоящей свободой предпринимательства. Один из моих любимых фрагментов в книге — о том, что Донецко-Криворожский бассейн был создан простым соединением на карте двух точек, отстоящих друг от друга на 440 верст. Соединением железной дорогой Юзовки и Кривого Рога. Угля и качественной железной руды. Со знаменитым мостом через Днепр в Екатеринославе. …Там есть глава «Два героя российской индустриализации». Джон Юз и Александр Поль. Александр Николаевич Поль открыл железную руду Криворожья в 1866-м. И немедленно отправил образцы и в Европу специалистам, и в Петербург, в Горный департамент. Он добивался финансирования разработки, не хотел, чтобы туда пришли иностранцы, пытался воздействовать на общественное мнение России монографией немецкого горного инженера Штриппельмана… На это бесполезно ушли полтора десятилетия… На родине его считали чуть ли не за городского сумасшедшего. И в конечном счете оценили его идеи во Франции в 1880 году, где моментально было создано «Криворожское анонимное общество минеральных железных руд» («Societe anonyme des minerals de fer de Krivoi-Rog») с уставным капиталом в размере 5 млн франков. За сутки было выпущено 10 тыс. акций стоимостью 500 франков каждая. Поль был не только крупнейшим акционером, но и одним из директоров общества Поль начал просить правительство еще в 1873 году, чтобы эти 400 с лишним верст «железки» построили. Построили дорогу только в 1884-м. Джон Юз на свой металлургический завод в Юзовку, из коего вырос город Донецк, возил первые три года руду на волах через Днепр. Вся система проволочек, нерешительности, бюрократической рутины, недальновидности и бюрократии, и бизнеса проявилась здесь. А когда дорогу все-таки сделали, — надеюсь, я сумел в общих чертах показать цепную реакцию последствий. Уже в 1885- 1887 году строится Александровский завод в Екатеринославле (будущий завод имени Петровского). В 1889 году строится завод в Каменке — она же Днепродзержинск. А потом до конца 1890-х гг. – еще 13 гигантов металлургии. И потом как посыпалось, посыпалось, посыпалось… Вокруг больших металлургических заводов в рост пошли малые и средние: металлообработка, машиностроение, огнеупорный кирпич, черепица, стекло, лес для крепежа из Белоруссии, строительство, инфраструктура городов и заводских поселков, сельское хозяйство — тысячи людей надо было кормить. Об угле и не говорю. В бывшее Дикое Поле в 1880-х переместился динамический центр развития Российской империи! А если бы построили железную дорогу раньше — глядишь, промышленный подъем начался бы не в 1890-х гг., и многое было бы иначе. |
| Posted: 17 Sep 2016 04:01 AM PDT Если ты человек, то это про тебя. Девятилетний мальчишка впервые едет на машине! Его семилетний брат еще слишком мал, чтобы оценить масштаб счастья. Кроме того, он находится под большим влиянием старшего, поэтому просто копирует его радость, вторит ему. А мать этих счастливых мальчишек умирает от ужаса. Но они этого не видят, они слишком увлечены. Ее всю колотит, она пытается дрожащими руками держать своих мальчишек, хотя бы касаться их — вот, одного ухватила за плечико. Но он не чувствует, его трясет от восторга, да и дорога неровная.
Наконец, машина въезжает через ворота на школьный двор. Вокруг люди с оружием. Но мальчику еще не страшно, он еще под впечатлением от поездки на машине, он еще не понимает того, что видит. А видит высокий забор, обмотанный колючей проволокой. Видит, что одежда у вооруженных людей одинаковая — черная, и у каждого из них — шарф в красно-белую клетку. Потом их с мамой и братом куда-то ведут, и мальчик разглядывает их кожаные сандалии — тоже одинаковые. Их заводят в какое-то помещение, люди в черном что-то говорят маме, она отвечает. Вдруг один из них ударяет ее. Еще. И еще. Она падает. Прижимает руки к окровавленному лицу. От страшного плача своего младшего брата мальчик приходит в чувство. Это чувство — ужас. Его начинает трясти. Он рыдает. Мальчика зовут Чан Пал. Сейчас ему 46 лет. Он стоит напротив меня. Смотрит прямо на меня — мне в глаза. Но наши взгляды не могут встретиться: я для него в расфокусе. Это тяжелый взгляд, я такой раньше нигде не встречала. Мы с ним на «Холме ядовитых деревьев». Так переводится «Туол Сленг». Сначала так называлась школа, потом секретная пыточная тюрьма, теперь Музей геноцида. Четыре трехэтажных здания, окруженных забором, служили людям совсем для разного, а название было одно. «Холм ядовитых деревьев». Пномпень. Камбоджа. — Я думаю, что пока тебе здесь не особо нравится: люди неулыбчивые, много попрошаек, пыли, мусора, все в заборах, решетках и колючей проволоке, сумку надо все время крепко держать на груди или на животе… — Мы с подругой Рэйчел, англичанкой, которая много лет живет здесь и преподает английский в университете, сидели за пластиковым столиком прямо на улице, у стен буддийского монастыря и ели суп-лапшу. Я не возражала ей. Это было еще до музея. Вечером, после первого дня, проведенного в Туол Сленге, я опять встретилась с ней у стен монастыря. — Теперь тебе не кажется, что они мало улыбаются, правда? Теперь кажется, что, наоборот, — улыбаются много… — Рэйчел всматривается в меня. Я не возражаю ей. Чан Пал ведет меня в корпус С, на третий этаж, заводит в пустой школьный класс, то есть в камеру, где провел с мамой последнюю ночь, показывает место на шахматном полу: — Мама лежит здесь, а я и брат Чанли здесь. У нее платок. Мы спим. Она делает так, — он нагибается к полу и показывает, как она обмахивает спящих детей платком, отгоняя комаров. — Всю ночь так делает. Мы спим. Она не спит. — Чан Пал все стоит, нагнувшись, и машет воображаемым платком. Затем показывает пальцем на следы от металлических скоб в полу: — У мамы ноги закованы, а у нас, детей, нет. Чан Пал рассказывает свою историю в настоящем времени — может быть, специально, а может, просто не знает прошедшего в английском. От этого легче представить, как все было. Но от этого и тяжелее. Рано утром детей у матери забирают, отводят их на кухню, где готовили еду (вареный рис) для всех заключенных. Рядом с кухней — огромная гора грязной одежды, которая чуть позже их спасет. ЧеловекуXXI века ведь не надо объяснять, что эта гора означает? Мальчик видит, как мимо, по дорожке между зданиями В и С, ведут заключенных. У них связанные за спиной руки. Позже мальчик услышит жуткие крики. Наступает день. Младший брат подходит к старшему, говорит, что голоден, говорит, что хочет к маме, и начинает плакать. Сам Чан Пал не плачет, молчит. Он стоит на том самом месте, где стояла его мама, когда он увидел ее в последний раз, — в той самой камере на третьем этаже, у окна. — Вот мама стоит здесь, а я там, внизу, где кухня. Она держится вот так, — Чан Пал сжимает руками железные прутья оконной решетки. — Мама смотрит на меня, а я смотрю на нее. И я вижу, что она плачет, — Чан Пал отрывает одну руку от окна и проводит пальцем сверху вниз по обеим щекам — показывает, как текут мамины слезы. — А я не плачу. А потом кто-то сзади отрывает ее от решетки, и она исчезает. И все. Больше ее не вижу. Никогда. Чан Пал продолжает стоять, держась за прутья и глядя вниз. Я молчу.
Вот такая камбоджийская Лубянка, одна из 150 пыточных тюрем Камбоджи времен Пол Пота. Сюда доставляли арестованных, здесь их пытали, выбивали нужные показания — чаще всего, что «шпион» (ЦРУ, КГБ или Вьетнам — на выбор), плюс обязательный список «сообщников», отсюда отправляли в Чоенг Эк — ближайшее и самое знаменитое из 300 камбоджийских «полей смерти». К мурашкам в музее привыкаешь — они тут вообще не проходят, несмотря на тропическую жару. Музей хорош. Просто большая тюрьма нараспашку — ходишь из одной камеры в другую. Просто стены. Просто железные койки. Просто цепи. Школьный пол в шахматную клеточку. Ходишь. Молча смотришь. А потом замираешь и не можешь сделать шаг, потому что до тебя доходит, что ты стоишь… именно на том полу, именно на том самом месте, где лежит тот растерзанный человек с черно-белой фотографии на стене. Сильное впечатление. Хорошо, что в этом музее разрешают выйти за ворота, отдышаться немного, а затем вернуться. Три дня подряд я хожу в музей. — Зачем ты так подробно интересуешься этим? — мой новый приятель Джим проживает в Камбодже свою американскую пенсию. Его излюбленное место — кафешка прямо напротив тюрьмы. Но тюрьма здесь ни при чем — он говорит, что ему нравится, как здесь готовят. А я выхожу на минутку из тюрьмы, чтобы выпить здесь кофе, а потом вернуться обратно. — Я русская, — отвечаю. — А, ну да, ГУЛАГ… — припоминает Джим, — тут вся страна была как один ГУЛАГ. Один большой трудовой лагерь. Образованный — не жилец. Носишь очки — не жилец. Знаешь иностранный язык — не жилец. Доктор, учитель, юрист, инженер — не жилец. Нет мозолей на руках… Горожанин… Верующий… Это не гипербола. Это настоящие критерии отбора, родом из 70-х. Хотя им и их было мало: отец Чан Пала, например, работал простым плотником. «Убивая тебя, мы ничего не теряем. Сохранив тебе жизнь, мы ничего не приобретем», — говорили они. Каждый день в маленький одноэтажный домик на дворе музея приходит один из выживших во время режима красных кхмеров, чтобы рассказать свою историю. Сегодня перед посетителями сидит мужчина лет 50. Ему было всего 5 лет, когда его семью выгнали из города и заставили выращивать рис, но он помнит все в деталях. Он рассказывает, как однажды мимо них провели колонну людей из 160 человек, сказали, что ведут их на новое поселение, но больше их никто не видел. А через несколько дней объявили: все должны явиться к конторе — будут раздавать одежду. — Отец обрадовался: у него была одна рубашка и одни штаны, и они были уже так залатаны, что все время расходились. И он пришел. И получил несколько рубашек и несколько брюк, дома примерил, все подошло. Отец был счастлив: хорошая одежда, городская. И вдруг заметил пятнышко крови. Пошел к другим, спросил: «Ничего не заметили?» Они тоже заметили. Поняли, что это одежда с убитых. Отец не смог ее носить. Но если б они узнали — убили бы. Поэтому он каждый день стирал ее и вывешивал на улице, а носил только свою старую рубаху… Красные кхмеры покидали Холм ядовитых деревьев в страшной спешке — вьетнамские войска вошли в город внезапно. Прежде чем бежать, они успели убить 14 последних узников (их черно-белые фото и висят теперь в тех самых камерах, где нашли их тела). Но не всех успели убить. Ворвавшись в Туол Сленг, вьетнамцы обнаружили 11 живых: семерых взрослых и четверых детей. Это днем. А в то утро детей на кухне было еще пятеро, девятилетний Чан Пал самый старший. Когда отовсюду стали слышны взрывы и среди тюремщиков начался переполох, он затащил всех малышей в гору одежды, и они затаились. Но долго они бы там не продержались: — Жарко и запах — невозможный. А самый маленький — он умер. Я смотрю: муравьи идут вот сюда, сюда и сюда, — Чан Пал показывает на нос, рот и уши, — и я понимаю, что он уже мертвый. А потом тишина. Я вылезаю из кучи. Бегаю везде, кричу: «Мама! Мама!», но никого нет. Захожу в здание А, открываю одну комнату, там лежит человек, он только что умер, то есть его только что убили, и его кровь везде — на полу, на стенах. И вдруг заходят двое солдат, но они не в черной одежде — в другой. Чан Пал держит в руках знаменитую фотографию, на которой солдаты несут четверых голых малышей. Оказывается, от детей так плохо пахло, что солдаты сначала раздели их догола, а только после этого взяли на руки. — Это я, — он показывает на девятилетнего мальчика, а потом смотрит на меня, но как всегда не наводит резкость. — Та еще историческая ирония: от красных кхмеров Камбоджу освободили красные вьетнамцы! Это все равно что если бы вас от Сталина освободил Гитлер, — делая саркастичное лицо, говорит мне Джим. У меня опять передышка — пью кофе в кафе напротив. — Это же американцы виноваты во всем, — продолжает американец Джим. — И вы тоже, кстати, причастны. Это была холодная война. Американцы, китайцы и русские воевали между собой другими народами. Камбоджийцы здесь ни при чем. — Да, но соски у женщин плоскогубцами вырывали во время пыток здесь, в этой тюрьме, не американцы. И головы младенцев разбивали ударом о дерево не русские, — возражаю я. Джим молчит. Джима мучает чувство ответственности. — У них уже все наладилось. Весь этот террор и все, что было потом, уже в прошлом. Все хорошо! Посмотри на водителей тук-туков — они же улыбаются! — заговаривает сам себя Джим, делая вид, что говорит это мне. — Мне жалко, что я так плохо говорю по-английски, — извиняется Чан Пал. Образования он не получил. Работал на экскаваторе, потом из-за травмы не смог больше работать — пришел сюда, в музей, устроился уборщиком. — Не страшно? — Один раз было страшно: зашел убирать камеры, а тут ветер, и дверь — бах! Я так испугался! Теперь захожу в камеру, сначала говорю: «Здравствуйте» направо, «здравствуйте» налево, а потом убираю — так не страшно. — Не тяжело? — Нет, наоборот. Раньше не мог об этом говорить — сразу слезы. А теперь говорю, каждый день рассказываю, и мне каждый день легче. Вот как гвозди вынимаю из сердца… — и, не уверенный в своем английском, он нащупывает рукой шляпки гвоздей в дощатой стене камеры и показывает мне, как выдирает их пальцами из своей души. — А брат мой не смог сюда ходить. Один раз пришел и сказал: «Больше никогда не приду». Вечером я опять встречаюсь с подругой в центре города у стен монастыря. — Ой, я сегодня совершила непростительную ошибку, — Рэйчел даже не притронулась к лапше, так взволнованна. — Прихожу в класс и бодро говорю: сегодняшняя тема — «В гостях у моей бабушки». Ну стандартная тема, до этого сто раз я ее задавала в Японии, лексика там хорошая. А тут… Оказалось, у большинства студентов бабушек нет. Тут до меня дошло, какую я допустила бестактность. Я рассказываю Рэйчел, как Чан Пал гордится своими дочками, особенно тем, что они учат английский. А сама думаю: если бы сегодня она была в классе у Рэйчел, то тоже бы сказала, что у нее нет бабушки. — О, кстати, мой брат Чанли работает на русской машине, «КамАЗ» называется! — Чан Пал поворачивает ко мне свое лицо, но мы опять не встречаемся глазами. Он доволен, что нащупал связь между нами. Он не знает, что в моей комнате на стене висит детский рисунок с датой в правом нижнем углу — 1933г. Мальчику, моему родственнику, который это нарисовал, тогда было 11 лет, а в 15 он погиб в пересыльном лагере. Рисунок — это все, что от него осталось. Ну еще осталась я — осколок большой загубленной семьи.
Однажды в маршрутке, проезжая мимо памятника Ленину, я тихо сказала подружке, сидящей рядом: «Сколько он еще у нас простоит?» Тут ко мне повернулась одна бабушка и тоже тихо так говорит: «Жаль, что вас тогда недострелили всех». Недострелили. Недожгли. Недорубили. Так и живем бок о бок — те, в чье сердце стучится пепел, с теми, кто орудовал мотыгами на краю рва. Вот история, услышанная мною на Холме ядовитых деревьев. Парнишка по имени Юк выжил, потому что сумел сбежать из страны, его мать и сестра погибли. Через несколько лет, когда он возвращался, он был одержим лишь одним — мстить. «Я был уверен, что мама хотела, чтобы я отомстил за нее и за сестру. Я вернулся. Это было невыносимо: в каждой женщине на улице я видел свою маму, в каждой девушке — сестру. И со мной что-то произошло: я понял, что мама хотела только одного — чтобы я жил». Этот человек нашел исцеление от жажды мести — он основал фонд помощи жертвам геноцида. Памятники Пол Поту давно уже не стоят на улицах и площадях Камбоджи. Но я видела сразу четыре бюста Брата №1 — в железной клетке на шахматном школьном полу рядом с торчащими из него скобами, к которым пристегивали ножные кандалы узников. А его портреты висят в зале музея, посвященном палачам. Но Чан Пал привел меня к другому портрету. Товарищ Дуч, бывший начальник этой секретной тюрьмы, камбоджийский Берия. Чан Пал был свидетелем на процессе. Да, над палачами. — Он говорит: «Детей в наших тюрьмах не было». Потом выхожу я… — Чан Пал опять долго молчит и смотрит на Дуча. — А потом он просит прощения перед всеми. И мне становится легче. Меня часто спрашивают: «Ты веришь, что он от чистого сердца?» Я верю. Мне легче. — Обидно, что такая замечательная страна, получается, известна на весь мир именно террором, — говорит мне мой русский друг Родион, в гости к которому я и приехала, — он работает в Пномпене. — Нет, ты не прав. Ангкор-Ват никто не отменял, кхмерские танцы тоже, — защищаюсь я. — И самых дешевых в мире детей для педофилов, — опять этот сарказм. — Ну это как раз следствие террора, — оправдываюсь я. — Выживали, продавая детей за 100 баксов. — Но это уже в прошлом. — Так и Музей геноцида именно для того, чтобы террор тоже остался в прошлом. Уговорила Родиона пойти вечером в Национальный музей на кхмерские танцы, чтобы показать ему, что Камбоджа — в другом. Но в самом начале представления зрителям сообщили, что во время террора были убиты почти все танцоры и вообще артисты, поэтому искусство кхмерских танцев пришлось восстанавливать почти с нуля, и на это ушли годы. После трех дней, проведенных в музее, я еду на «поле смерти» Чоенг Эк, это всего в 15 километрах от Пномпеня. Мемориал устроен так, что ты последовательно проходишь последний путь тех, кого привозили сюда на смерть. Вот здесь выгружали из грузовиков, здесь раздевали, там — рвы… Высокий забор, чтобы скрыть от глаз, громкая музыка из репродуктора, чтобы заглушить звуки убийства. Забор глухой, музыка жизнерадостная. Все знакомо человеку XXI века. Вот они, нехитрые сельские орудия труда, которыми проламывали черепа — все они выставлены в музейной витрине. А вот дерево, то самое дерево, у «детского» рва… Вернувшись, говорю своему другу: — Это как Бутово или Левашово. — А что в Левашово? — питерец Родион среагировал на знакомое географическое название. — Ну, похожий мемориал. — А почему я об этом ничего не знаю?! — Родион в шоке. — Наверное, потому, что у нас нет такого музея. Сначала я думала о камбоджийцах как о самых близких наших родственниках по планете. Братья по автотеррору, по уничтожению самих себя. У камбоджийцев за время режима красных кхмеров, который длился-то всего три с половиной года, погиб каждый четвертый. У нас — мы и сосчитать до сих пор не можем. Теперь я думаю иначе. Мой любимый писатель Ромен Гари, пожалуй, лучше всех это сформулировал: «Или ты человек, или не человек. Но если ты все-таки человек, то ты — это не только ты, а все люди, живущие на Земле». Камбоджийцы — это мы. Пол Пот — человек, и принадлежит всему человечеству, то есть каждому из нас. Впрочем, как и наши отечественные изуверы — не только наш стыд и ужас, а общечеловеческий. Екатерина Гликман |
| You are subscribed to email updates from Блог «Новой газеты». To stop receiving these emails, you may unsubscribe now. | Email delivery powered by Google |
| Google Inc., 1600 Amphitheatre Parkway, Mountain View, CA 94043, United States | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий