суббота, 17 сентября 2016 г.

Тема дня

Тема дня

Пули и протоколы

Posted: 17 Sep 2016 02:02 AM PDT

На протяжении 25 лет российская сторона отказывается участвовать в расследовании убийства журналистов Виктора Ногина и Геннадия Куринного.


Машину, в которой были расстреляны наши журналисты, сначала сожгли, а потом утопили в реке — концы в воду.


Виктор Ногин
Геннадий Куринной

Муэдзин затянул свою тоскливую песню. Приглашение к вечернему намазу донеслось с минарета главной мечети городка Боснийская Костайница, с противоположного берега реки Уна. Я сидел в небольшом сельском кафе, расположенном на невысоком холме. Под ним сбегали к реке улочки с белоснежными домиками Костайницы Хорватской. Уна сегодня разделяет не просто когда-то, до войны 1991–1995 годов, фактически единый город, а две страны — Хорватию и Боснию с Герцеговиной.

Пожилая сербка, хозяйка кафе, чей муж-хорват погиб на войне, принесла чашку-наперсток черного и густого, как деготь, ароматного кофе и рюмку не заказанной ракии. «Помяните ваших друзей…» — сказала она, присев за столик. Я не удивился, хотя мы виделись впервые. В Костайнице живет всего около 3 тысяч человек и здесь все про всё и про всех знают. Местные давно привыкли к тому, что больше 20 лет, почти каждый год в конце августа, к ним приезжает русский журналист. Его интересует все, что касается убийства двух коллег — «храбрых русских новинаров».

1 сентября 2016 года исполнилось 25 лет с того дня, как собственные корреспонденты Гостелерадио СССР на Балканах Виктор Ногин и Геннадий Куринной приехали сюда для съемок очередного сюжета для программы «Время» о разгорающемся конфликте между сербами и хорватами. Больше наших журналистов ни живыми, ни мертвыми никто не видел. Осталась только сожженная и странно исковерканная машина, синий «Опель», на котором они ездили на съемки. Сегодня — это «вещдок». И находится он в Генеральной прокуратуре Хорватии. С 1995 года она проводит расследование этого преступления, которое отнесено к разряду военных и особо тяжких, и поэтому не имеет срока давности. В отличие от Генеральной прокуратуры России, для которой исчезновение наших граждан в чужой стране при исполнении служебного долга не стало событием, достойным внимания, возбуждения уголовного дела и проведения профессионального следствия. Вот почему еще в середине 1993 года Верховный Совет России по моему предложению (в то время я был его депутатом и членом Комитета по правам человека ВС РФ) создал специальную Комиссию по расследованию исчезновения и поиску журналистов.

Собрав и проанализировав всю имеющуюся на тот момент информацию из всех возможных источников, в первую очередь — спецслужб и МИДа, мы отправились в воюющую Югославию. Большую помощь в организации поездки оказал в то время руководитель Службы внешней разведки Евгений Максимович Примаков. Он не только познакомил меня с абсолютно секретной информацией по делу и передал для публичного использования некоторые специально подготовленные документы, но и предложил включить в мою группу двух контрразведчиков. К слову сказать, именно им я во многом обязан тем, что мы не только провели доскональное расследование, собрали массу документов на месте преступления, выяснили практически все его детали, включая данные участников, но и просто остались живы.

А ситуация была серьезная. Убийство журналистов произошло на территории самопровозглашенной Республики Сербская Краина, руководство которой проводило этнические «чистки», убивая и изгоняя из своих домов хорватское население. Занимались этим специально созданные отряды милиции, руководил которыми министр внутренних дел, а впоследствии президент Краины Милан Мартич (сегодня он отбывает 35-летнее наказание по приговору Международного трибунала по Югославии). Довольно долго я добивался встречи с ним, чтобы опросить по интересующему меня делу.

Встреча в Баня Луке была краткой. «Даю тебе сутки, — выскочив из военного джипа, резко бросил мне Мартич, — если ты не уберешься с моей земли со своими ищейками, тебя искать будут еще дольше, чем тех, кого ты ищешь». И чтобы у меня не осталось сомнений в серьезности его намерений, похлопал по расстегнутой кобуре.

К тому времени я уже многое знал о преступлении, нашел ответы на вопросы — кто, когда и как его совершил. Неясным оставалось, зачем и кто стоял за всем этим? По моей версии, целью убийства журналистов был захват видеоматериалов. Было известно, что они работали в расположении хорватских отрядов самообороны. Сербская армия готовила наступление, а для военных видеокассеты с записью всех интервью, панорамами местности, попавшими в кадр лицами рядовых и командиров, оружием, ходами сообщений и т.д. — бесценные разведданные.

Кто из армейских дал команду добыть эти материалы, не знаю. Но известно, какой приказ милиционерам отдал Мартич: «Получить пленки любой ценой».

Группа ОМОНа устроила засаду недалеко от Костайницы — на шоссе, ведущем в Загреб. До него было около 70 км, до Белграда — более двухсот. Они предполагали, что журналисты для передачи срочного материала в Москву поедут в столицу Хорватии. Тем более что для Виктора Ногина Загреб — почти родной город, там он жил и учился журналистике в университете. Там овладел сербохорватским языком. Он очень любил этих людей и сам этот край. Вот почему Витины репортажи из Югославии были не просто профессионально и качественно сделаны. Они были наполнены болью за Югославию, раздираемую войной. Его материалы были предупреждением о том, что может произойти с прекрасной страной, где к власти, используя патриотизм как таран, приходят националисты. Вот почему репортажи Ногина и Куринного не нравились не только в Белграде и Загребе, но и в Москве. Объективность и правда были не нужны.

Тем более в них не нуждался сербский командир Стево Бороевич по кличке Каддафи. Когда его боец очередью из автомата остановил машину с журналистами, Бороевич приказал раненому Виктору, сидевшему за рулем, предъявить документы. Получив их, скомандовал: «Это хорватские шпионы. Огонь!» И сам первым выстрелил из пистолета в Ногина. Вторым выстрелом убил сидящего на заднем сиденье Гену Куринного. Затем машина была разграблена, а видеокассеты отправлены в штаб наступающих частей бывшей Югославской народной армии.

Как жгли потом машину вместе с телами, как волокли ее 8 км в соседнее село и топили в реке, что было в последующие годы, я рассказал в книге «Черная папка», опубликованной у нас и в Хорватии пять лет назад. В тот же год произошло знаменательное событие. Многие десятки моих писем и обращений в разные инстанции, в том числе к трем президентам России, с просьбой провести наконец профессиональное расследование, наградить ребят посмертно, решить проблемы с компенсациями семьям погибших и увековечить их память, например памятными досками на домах, где они жили, и на здании телецентра «Останкино», все эти годы оставались без ответа. А вот в Хорватии идею поставить памятник моим друзьям на месте их гибели поддержали. И сделали это местные журналисты и ветеранские организации. Собрали деньги на сам камень и материалы. Нашли мастеров, которые, узнав, кому памятник, отказались от гонорара. Меня попросили сделать надпись. Я предложил такую: «На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память». Возникла проблема — хорваты не знали, что такое Гостелерадио, и им было непонятно, почему я пишу «СССР» на памятнике журналистам из России. И тогда я нашел выход — «русские журналисты». Это всех удовлетворило. Памятник открыли 1 сентября 2011-го.

Тогда же мне удалось встретиться с начальником управления Генеральной прокуратуры Хорватии по расследованию военных преступлений. Я предложил ему обратиться к коллегам в прокуратуры Сербии, Боснии и России с инициативой создать совместную следственную бригаду для окончания расследования, обменяться всеми имеющимися по делу документами, создать общий банк данных.

Предложение было принято: меня попросили написать проект обращения в Генпрокуратуру РФ. Я это сделал, но что было дальше с документом — не знаю. А через год меня вызвали в межрайонную прокуратуру Москвы, где молодой следователь строго спросил, что я делал в Югославии в 1990–1991 годах. И что я знаю о таких-то людях. При этом он назвал совершенно неизвестные мне фамилии. Получив ответ, что я не был в эти годы в Югославии, а названных людей не знаю, он загрустил: «А о чем же буду писать протокол?» И я написал его сам.

Прошло еще 4 года. И вот я в новом здании Генеральной прокуратуры Хорватии. Меня принимают начальник управления по расследованию военных преступлений, заместитель генерального прокурора Юрица Илич и заместитель окружного прокурора, следователь по делу Ногина и Куринного Роберт Петровечки. На столе перед нами десяток папок с документами, на каждой — фамилии моих друзей. Самая толстая датирована 1995 годом. Самая тонкая — 2016-м. Мне поясняют: дело журналистов все эти годы находится в работе. Предо мной кладут документ, подписанный и.о. начальника управления правовой помощи Главного управления международно-правового сотрудничества Генпрокуратуры РФ А.М. Тычининым. На 6 листах приложения — написанный мною же когда-то в Москве протокол. Меня просят объяснить, как понять то, что написано в сопроводительном письме? А написано следующее:

Уважаемые коллеги!

Генеральная прокуратура Российской Федерации свидетельствует свое уважение Министерству юстиции Республики Хорватия и в соответствии с Европейской конвенцией о взаимной правовой помощи по уголовным делам от 20.04.1959 и Договором между СССР и ФНРЮ о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам от 24.02.1962 направляет дополнительные материалы, полученные при исполнении запроса Окружной прокуратуры г. Сисак об оказании правовой помощи по уголовному делу №…, возбужденному по факту убийства российских журналистов Ногина В.В. и Куринного Г.Д.

По сообщению СК РФ, анкетные данные (ФИО), помимо их имен и фамилий, отсутствуют, в связи с чем установить местонахождение указанных лиц не представляется возможным. Кроме того, в настоящее время информация об уголовном деле по факту исчезновения в 1991 году на территории Республики Хорватия российских журналистов Ногина В.В. и Куринного Г.Д. отсутствует.

Датирован этот документ августом 2014 года. А ссылаются наши «юристы» на правовые акты 59-го и 62-го годов несуществующих десятки лет стран.

В комнате повисла пауза. От меня ждали объяснений. А что я мог сказать? Что за 25 лет расследования я получил сотни подобных отписок? Что первое письмо В.В. Путину я послал еще тогда, когда он возглавлял ФСБ, а ответа нет до сих пор? Что последний год я добивался встречи с главой СК РФ, но получил отказ?

Я молчал. Мне было стыдно. Такое же чувство я испытал на открытии памятника нашим ребятам в Костайнице. Там ведь не было ни одного официального представителя российской власти. Ни одного российского СМИ. Ни одного.

Один из следователей, чтобы как-то продолжить разговор, вытащил из папки CD-диск и объяснил, что все, абсолютно все документы по делу журналистов они перевели в электронный вид и послали в Москву с надеждой, что их московские коллеги ответят тем же. Москва промолчала. Следующая папка меня откровенно порадовала. Несколько сотен документов прислали в Загреб из прокуратуры Сербии. Заместитель генпрокурора Сербии по расследованию военных преступлений Душан Кнежевич в мае 2015-го написал хорватским коллегам: в ответ на вашу просьбу о помощи предоставляем вам всю имеющуюся у нас документацию.

…Наш разговор продолжался больше часа. Были зачитаны выдержки из многих новых документов. И стало очевидно: хорваты хотят довести это дело логического конца, то есть до суда. В деле Ногина и Куринного есть очевидные подвижки. И судя по всему, оно будет раскрыто. От нас помощи они давно не ждут.

На траурных мероприятиях в Костайнице я узнал об открытии в «Останкино» мемориальной доски в память о Ногине и Куринном. Впервые с предложением установить такую доску я обратился еще в 1993 году к руководителю 1-го канала А.Н. Яковлеву. Идея ему понравилась, но он предложил подождать пару лет, рассказав мне историю одного своего однополчанина, который вернулся домой с фронта через два года после того, как его родные получили на него похоронку. Так и решили.

Говорят, что сегодняшние руководители федеральных телеканалов ничего не делают без отмашки из Кремля. А уж установка доски с именами ребят, да еще и сюжет по Первому каналу точно были бы невозможны без высочайшего соизволения. Вероятно, наверху решили наконец-то закончить это дело. Как это будет сделано, не знаю. Но если моя догадка верна, мы узнаем об этом довольно скоро.

Готовясь к печальному юбилею, я примерно за год до него разослал во все крупные российские СМИ и журналистские организации письма с предложением ходатайствовать перед президентом страны о награждении Ногина и Куринного посмертно и решении вопроса о компенсациях их семьям. Приглашал также коллег в Костайницу для участия в памятных мероприятиях и в круглом столе «За что?», который я планировал провести в рамках уже второй год существующего в Хорватии кинофестиваля документального кино PRESS. Ни одного журналиста из России не было. Мне даже не ответили на письма.

1 сентября 2016 года у памятника нашим журналистам в Хорватской Костайнице было пять человек: Ивица Панджа Оркан — ветеран войны, организовавший установку памятника, мэр города Томислав Паулич, выделивший место для мемориала, председатель Союза журналистов Хорватии, военный корреспондент Саша Лекович, писатель и журналист Бранко Лазаревич и я. Два хорвата, черногорец, серб и русский. Зажгли свечи, возложили венки от СЖ России и «Новой газеты». Помянули. Рядом с именами я укрепил маленькую свечку, переданную мне Галей Куринной.

Владимир Мукусев —
специально для «Новой»
Хорватская Костайница

МВД разработало законопроект о муниципальной милиции

Posted: 17 Sep 2016 12:28 AM PDT

МВД подготовило законопроект о создании муниципальной милиции, пишет «Коммерсант». Документ направлен в регионы на отзыв.

Согласно законопроекту, будет органом местного самоуправления или подразделением местной администрации. В ее задачи будет входить помощь полиции и другим правоохранительным органам. По проекту, милиционеру будет разрешено пользоваться гражданским оружием.

Сотрудники новой структуры смогут проводить досмотр граждан на публичных мероприятиях, патрулировать населенные пункты, составлять протоколы об административных нарушениях, доставлять пьяных и наркоманов в больницы, а нарушителей — в полицию. Отмечается, что милиции не будут передавать полномочия полиции в области патрульно-постовой службы или организации службы участковых.

Финансирование милиция будет получать из бюджета муниципалитета.

Глава Екатеринбурга Евгений Ройзман назвал законопроект «сырым». По его словам, суть изменений в том, чтобы «сбросить с МВД все неинтересные полномочия — проверки свалок, охрану митингов, оставив ему деньги».

Издание напоминает, что в 1999 году в России уже проходил эксперимент по созданию муниципальной милиции. Однако он был признан неудачным и отменен указом президента Владимира Путина в 2000 году.

Бесправные крестьяне и крепкие кулаки

Posted: 17 Sep 2016 12:02 AM PDT

Краснодарские фермеры, дошедшие до Москвы с жалобами на рейдеров и коррупционеров, сообщают об очередных избиениях и арестах.

Губернатор Кубани. Фото: Михаил Метцель / ТАСС

Губернатор Кубани Вениамин Кондратьев поздравил земляков с Днем образования края и выделил дополнительные средства на «обеспечение безопасности населения».

Тем временем новости из Кубани все больше напоминают вести с фронта.

Фермер из Каневского района края Нина Карпенко рассказала корреспонденту «Новой газеты» о том, что в конце прошлой недели во время уборки урожая кукурузы на работников ее хозяйства и помощников арбитражного управляющего напали семь крепких парней. Комбайнер, ранее отсидевший трое суток за участие в тракторном марше, теперь лежит в больнице. Один из мужчин пытался снять налет на видеокамеру, его «повалили на землю, технику сломали, запись уничтожили».

13 сентября кубанские правоохранители заблокировали автомобиль одного из лидеров фермерского протеста Алексея Волченко — он направлялся в Рязань для участия во Всероссийском съезде фермеров и грузоперевозчиков.

«Заявили, что не выпустят за пределы региона, продержали какое-то время, но потом отстали. А вот главу фермерского хозяйства Любовь Никишову в Новокубанском районе взяли под домашний арест. Обвиняют по 119 статье Уголовного кодекса РФ (угроза убийством), — возмущается фермер Николай Маслов. — Вы ее видели на тракторном марше — маленькую, худенькую, она говорила заместителю полномочного представителя президента в ЮФО о махинациях Росреестра и о нападении на свое хозяйство. Летом в ее дом забрались два амбала, избили, а когда женщина, защищаясь, схватила топор, засняли это и обратились в полицию. Нет, никого она не покалечила. Спровоцировали».

Сама Любовь Никишова утверждает, что сразу после ЧП подала заявление в краевое управление МВД: «На 16 листах, к нему приложила свидетельство медэксперта — у меня же следы побоев были — и документы о захвате паев и о незаконных манипуляциях с землей. Всего 172 страницы. По сей день где-то валяются. Меня, в отличие от тех налетчиков, закроют (посадят), невзирая на то, что я опекаю больную маму. У нее рак, что никого не смущает, — из дома уже как преступницу не выпускают. Боятся, что не успокоюсь, дальше по инстанциям пойду».

По словам фермера из Кавказского района Елены Дрюковой, губернатор Краснодарского края Вениамин Кондратьев заявил на днях, что у кубанских крестьян не было и нет проблем, а тракторный марш, попытки аграриев докричаться до президента России — это предвыборное шоу. Дескать, настоящие кубанские фермеры всем довольны.

Всех всё устраивает: наглость силовиков и зарвавшихся государственных служащих, бесконечная ложь и нарастающее давление, нападения то на крестьян, то на экологов из Гринпис, внезапное решение главы региона выделить дополнительные 139 миллионов рублей (к 13,6 млрд) на краевую программу «Обеспечение безопасности населения», которая включает и меры по укреплению правопорядка.

С такой заботой население Кубани может спать спокойно. Но только после того, как отпразднует День образования Краснодарского края. 13 сентября губернатор поздравил земляков с этой памятной датой.

«79 лет назад началась современная история Кубани, — написал Кондратьев в твиттере. — Регион, который принял Олимпиаду, который кормит страну и который мы любим. Хорошо, что он есть у России».

И в следующем твите добавил: «А к местным фермерам нужно других аграриев на мастер-классы возить».

Да, нужно. На уроки мужества.

Анна Бессарабова




Марш фермеров на Москву, остановленный силой.  Фото: Анна Артемьева / «Новая»

США назвали причины отказа раскрывать подробности договора по Сирии

Posted: 16 Sep 2016 11:31 PM PDT

США отказались раскрывать Совету Безопасности ООН согласованные с Россией документы по Сирии, чтобы не поставить под угрозу реализацию достигнутых договоренностей, передает ТАСС со ссылкой на заявление постоянного представительства США при ООН.

По мнению США, Совбез «может сыграть важную роль в урегулировании конфликта в Сирии». Также американская сторона заявила, что она сосредоточена «в первую очередь, на безотлагательной необходимости доставить сирийцам гуманитарную помощь».

«Так как мы не смогли согласовать подход к брифингу в Совете, который бы не навредил операциям, предусмотренным договоренностью, встреча (СБ ООН) была отменена», — заявил постоянный представитель США при ООН.

Ранее стало известно, что запланированная на 00:30 (мск) 17 сентября встреча Совбеза отменилась. Сообщалось, что совет обсудит договоренности США и России по сирийскому конфликту.

«Соединенные Штаты не готовы поделиться документом с членами Совета Безопасности и даже описать его в подробностях. Когда собираешься проводить брифинг [в СБ ООН], нужно по крайней мере быть готовым описать содержание документа», — сказал журналистам постоянный представитель России при ООН Виталий Чуркин.

Напомним, 10 сентября по итогам переговоров глав внешнеполитических ведомств двух стран Сергея Лаврова и Джона Керри Москва и Вашингтон утвердили пакет договоренностей по Сирии. Встреча продолжалась 14 часов. Документы вступили в силу 12 сентября, однако они остаются «закрытыми».

«Коммерсант» узнал о возможном закрытии антикоррупционного главка МВД

Posted: 16 Sep 2016 11:27 PM PDT

После ареста начальника управления «Т» антикоррупционного главка (ГУЭБиПК) МВД Дмитрия Захарченко структуры госвласти обсуждают возможность упразднения или ребрендинга ГУЭБиПК, пишет «Коммерсант» со ссылкой на источник.

По информации издания, аналогичное решение было принято после ареста предыдущего начальника антикоррупционного главка Дениса Сугробова и сотрудников управления «Б» (управление занималось противодействием преступлениям в бюджетной среде) в 2014 году. «Коммерсант» напоминает, что сам ГУЭБиПК создан вместо департамента экономической безопасности МВД, сотрудники которого были участниками нескольких коррупционных скандалов.

Дмитрия Захарченко задержали 9 сентября по обвинению в получении взятки и превышении полномочий, на следующий день его арестовали на два месяца. Ему инкриминируется получение взятки, злоупотребление должностными полномочиями и воспрепятствование осуществлению правосудия.

В ходе обысков в квартире Захарченко обнаружили эквивалент 8,5 млрд рублей в долларах и евро. На вопрос полицейских, откуда у него эти деньги, он ответил, что их ему дали банкиры на хранение.

«Коммерсант» ранее писал, что крупная сумма могла быть связана с семейным бизнесом полицейского. По словам источников издания, отец полковника Виктор Захарченко известен в банковских кругах как автор финансовых схем для владельцев и топ-менеджеров проблемных банков. По одной из версий, Захарченко вместе с отцом помогал минимизировать потери банкиров перед тем, как Центробанк отзывал у них лицензии. Одним из клиентов семьи был «Нота-банк».

Дело в отношении Дениса Сугробова было открыто в 2014 году. По версии следствия, сотрудники МВД пытались подставить сотрудника ФСБ, предложив под видом бизнесменов взять их «под крышу» за 10 тысяч долларов.

Продукт

Posted: 16 Sep 2016 01:01 PM PDT

Вышел в свет новый роман Виктора Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами».




Творческий тандем Виноградова и Дубосарского задумал однажды блестящий социологический эксперимент: писать картину на заказ, выясняя путем опроса публики, что бы хотелось увидеть на картине большинству. Картин получилось несколько, и на одной, насколько помню (подробности можно узнать в документальном фильме Митты и Шейна), присутствовали церковь, Сталин и зайчик. Это в самом деле изумительный (авто)портрет русской души, в меру державной, в меру сентиментальной. В том, что Виктор Пелевин давно уже выбрал писание романов оптимальной буддийской формой неписания, никакого открытия нет: эта простая мысль изложена уже в прошлогодней рецензии на «Смотрителя». В прошлый раз Пелевин решил проверить, действительно ли он может теперь написать Что Угодно и это издастся в двух томах и скушается. Большого аппетита не было, но скушалось. Теперь самый таинственный — хотя, в сущности, самый понятный — современный российский автор скорректировал свою стратегию. Он решил угодить всем, написав роман, в котором были бы представлены все тщательно покрошенные легенды, мифы, темы и штампы современного русского сознания (литературы в частности). Перед нами бесценный для социолога, а также интересный для интерпретатора салат из всесильной и всепроникающей ФСБ-КГБ-ВЧК, коррупции, золотого запаса и курса валют, с прибавлением пришельцев, масонов, репрессий, Сталина-Кобы, укропов, штампов усадебной прозы, православной веры, горящей ваты, фейсбука и Майдана. Учитывая неспособность заметно отупевшего массового читателя к поглощению крупных массивов текста, автор разбил так называемый роман на четыре короткие повести в главных современных жанрах: исповедь хипстера, усадебная стилизация, конспирологический очерк и памфлет.

Читатель, как известно, нуждается в самоуважении; разумеется, не всякий читатель — но таргет-аудитория, которую сам Пелевин иронически обрисовал еще в «Фокус-группе», остро жаждет, чтобы ей периодически предъявляли Всеобщую теорию всего. Нуждается она также в эзотерике, чтобы себя считать посвященными, а остальных не очень. В новой книге Пелевина (Эксмо, 2016) — это принципиально новая черта его творчества — соблюден на сей раз баланс между сознанием ватным и хипстерским; то есть вата высмеяна и разоблачена с помощью довольно плоских шуток, но дан намек, что ее мировоззрение базируется на неких рациональных основаниях. Борьба между Западом и Россией действительно ведется, и хотя Россия в этой борьбе упорно выбирает худшие ходы, чтобы быть гораздо хуже противника и тем совершенно его деморализовать, — но противостоит ей действительно всемирная пошлость, стремящаяся к всемирному же господству. Это состояние российских умов ущучено и описано Пелевиным с поразительной точностью: мы очень плохие, но они еще хуже, а потому мы исполнены скорбной гордыни. Самый упертый российский либерал в известном состоянии сознания готов признать, что «Они все равно никогда нас не любили» и «Кроме Путина, действительно никого нет». К чести Пелевина, слово «Путин» у него почти не упоминается, потому что не в нем дело.

Книга Пелевина призвана угодить всем, и не сказать чтобы эта стратегия была ему так уж внове: случалось ему — а точней, его героям, прежде всего Чапаеву, — произносить совершенно пустые и чрезвычайно эффектные софизмы, случалось предлагать читателю лестные для него мистические интерпретации бытовых унижений, но тогда это был другой читатель, еще способный увлекаться чем-либо, кроме себя. Сегодня в России любое содержательное высказывание приводит лишь к бурному срачу, и среднестатистический пользователь социальных сетей способен воспринимать только собственный мозгофарш, как удачно выразился Невзоров; иными словами, читатель готов смотреть только в зеркало, потому что все остальное его мучает, и даже намек на существование огромного мира с живыми и интересными проблемами вызывает у него длительную депрессию с переходом в пятиминутку ненависти. Пелевин кормит читателя тем же фаршем, который пребывает в читательском мозгу: конспирологией, фрустрацией, манией преследования, — и все это приправлено амбивалентной иронией: вспомним, ведь и Владимир Соловьев подмигивает аудитории, и Доренко поругивает слушателя и власть. Поэтому они, в отличие от Киселева, считаются интеллектуалами, а Киселева презирает даже аудитория Доренко. Ей приятно презирать, она без этого не живет. Кроме того, современная аудитория должна постоянно получать оправдание своего странного состояния — когда практически все прекрасно всё понимают, но ничего не делают. Пелевин и тут успел, воспроизводя один из самых актуальных дискурсов: «Заклинаю вас, Елизавета Петровна, бросайте свои бомбы, бритвы, револьверы, стрихнин — и поедемте опять в Баден-Баден! Губернаторов же всех не перестреляешь». Правда, это — как и весь следующий абзац — слишком уж похоже на финал стихотворения «Курсистка» (1990), но от салата не требуется первичность.

Как писал Дмитрий Писарев Ивану Тургеневу в частном письме, «дураков в алтаре бьют, а я больше всего ненавижу дураков и потому ничего не могу возразить против такого образа действий». Пелевинский способ предлагать обществу идеально востребованный и стопроцентно усвояемый продукт нравится мне уже тем, что позволяет зарабатывать многим нуждающимся людям, у которых почему-либо нет возможности украсть полмиллиарда. Сам Пелевин получает ренту от издательства «Э», издательство «Э» получает читательские деньги, читатели получают обязательный дозняк самоуважения, без которого не может существовать и самый фрустрированный землянин. Критики, коих в России тоже много, хотя они давно уже мутировали в газетных обозревателей и рекламных агентов, — получают возможность урвать свой грош, и некоторые так благодарны Пелевину за инфоповод, что даже рисуют его прежним звездным магом в звездной же мантии. Все кормятся, и никому не плохо. В этих условиях бессмысленно напоминать о том, что вообще-то литература не может довольствоваться наличными эмоциями и реалиями, она должна предлагать что-то сверх этой скудной наличности, — но кто сказал, что перед нами литература? Перед нами продукт, совсем другое дело. Пелевин никогда не был психологом и мастером увлекательного сюжета — он был прекрасным сказочником, и если в какой-то момент он перестал рассказывать сказки про принцев, вервольфов и городские окраины, сосредоточившись на пиарщиках и бабках, — нельзя требовать от сказочника, чтобы он имел постоянный пропуск в горний мир. Что видит, о том и рассказывает.

Несколько серьезней иное возражение — в России количественные изменения, на которые Пелевин всегда реагирует оперативно, давно перешли в качественные, и судить о них по фейсбуку затруднительно. Как говорила героиня Александры Яковлевой в фильме «Экипаж»: «Девочки, этим надо дышать». Многолетняя направленная деградация не прошла даром, и кукловоды разбудили такую хтонь, что сами смотрят на нее в трепете; нечто много более ужасное, чем чекисты и масоны, нечто, снившееся нам в самых страшных снах и представлявшееся пессимистам подземной основой бытия, лезет изо всех щелей. Россию — не просто в нынешнем ее виде, а именно страну с тысячелетней историей и гигантским набором культурных клише — в самом деле ничто уже не спасет, и вопрос лишь в том, как долго она сможет поддерживать свое иллюзорное квазибытие; то, что настанет после нее, будет уже в самом деле ни на что не похоже. В нынешнем воздухе одновременно пахнет трупной гнилью и страшной, непривычной свежестью; но чтобы описать эту странную смесь, нужно прежде всего чувствовать к ней интерес. Пелевин его не чувствует — и я отлично могу его понять. В конце концов, даже когда он пишет Продукт, он делает это хорошо. А имеет ли смысл в нынешних обстоятельствах писать нечто иное — столь же обреченное, как литература позднего Рима, — этот вопрос каждый решает в меру личного тщеславия, потому что совесть тут ни при чем.

Дмитрий Быков
обозреватель «Новой»

Игорь Сечин выиграл суд против газеты «Ведомости»

Posted: 16 Sep 2016 10:01 AM PDT

Останкинский суд Москвы рассмотрел иск Игоря Сечина к издательскому дому «Бизнес Ньюс Медиа», управляющему газетой «Ведомости», и удовлетворил требования главы «Роснефти», передает корреспондент «Новой газеты» из зала суда.

По решению суда, материал «Сечин вьет гнездо в Барвихе» должен быть удален с сайта, а его распространение запрещено, кроме того, должны быть уничтожены экземпляры газеты.

Однако юристы «Ведомостей» не поняли, какие именно экземпляры суд обязал уничтожить — те, что остались в редакции, или все.

На суде представители истца утверждали, что информация в статье газеты «Ведомости» вынесена на обсуждение «ради праздного интереса публики».

Представители «Бизнес Ньюс Медиа» указывали, что информация для материала была взята из открытых источников (Росреестр и публикации других СМИ). Кроме того, они настаивали, что информация имеет общественный интерес.

«Журналисты не перелезали через забор, не летали над участком», — подчеркнул юрист «Ведомостей» Владимир Румянцев.

Ответчики просили привлечь в качестве третьей стороны соавтора публикации Александру Прокопенко, однако суд отказал.

Напомним, иск Сечина суд зарегистрировал 19 августа. Глава «Роснефти» подал исковое заявление в защиту неприкосновенности личной жизни из-за публикации газеты о строительстве дома в Барвихе, элитном поселке на Рублевском шоссе. Материальных претензий Сечин в иске не заявлял.

В публикации говорится, что глава «Роснефти» с осени 2014 года строит дом в центре Барвихи возле санатория управделами президента России. Стоимость участка газета оценила минимум в 60 млн евро. В самой «Роснефти» в тот же день назвали статью «бессмысленным заказом».

Это уже не первый раз, когда Игорь Сечин судится с газетой «Ведомости». В 2014 году суд удовлетворил иск о защите чести, достоинства и деловой репутации, поданный главой «Роснефти», обязав «Ведомости» опубликовать опровержение сведений, содержавшихся в колонке заместителя главного редактора издания Кирилла Харатьяна.

Напомним, 28 сентября состоится рассмотрение иска Игоря Сечина к «Новой газете».

Александра Копачева
Корреспондент
Александра Таранова
корреспондент

«Депутаты седьмой Думы будут в похоронной комиссии режима»

Posted: 16 Sep 2016 07:01 AM PDT

Глеб Павловский — о том, почему выборы 18 сентября важны в системном кризисе российской власти.


Фото: Анна Артемьева / «Новая»

18 сентября мы в седьмой раз будем избирать парламент. Кампания, основная часть которой пришлась на период отпусков, для большей части электората прошла незамеченной, значительная часть россиян даже не собирается идти на выборы. В условиях низкой явки и распыленности оппозиции между несколькими несистемными партиями шанс сохранения Думы в том виде, в котором мы ее знаем, весьма велик.

Тем не менее основатель Фонда эффективной политики Глеб Павловский считает, что воскресное голосование будет важным. Система, одним из архитекторов которой в свое время был Павловский, по его собственному мнению, подходит к кризису и распаду, и седьмая Дума окажется в центре этого кризиса. Шанс выбрать в парламент дополнительную фракцию из несистемных партий очень невелик, но он есть, считает политолог. Именно эти люди получат возможность заявить о себе и получить реальное влияние во время грядущей перестройки, которая затронет и Думу, и администрацию президента, и всю властную систему.

— И во власти, и в оппозиции сейчас нередко говорят, что выборы ничего не решат, как не будет ничего решать и вновь избранная Дума. Что думаете вы?

— Седьмая Дума захватит всю президентскую кампанию и половину срока будущего президента, и совершенно очевидно, что избранные в седьмую Думу будут членами похоронной комиссии этого режима. Турбулентность нарастает, и нам будет все интереснее, как с ней справиться. Именно эта Дума окажется в центре потрясений следующего периода. Начнется спонтанное выдвижение тех, кто может что-то предложить, уже будучи услышанным. И тогда эта Дума может оказаться в положении последней Думы 1916 года, избиравшейся в бесчеловечных, как считалось тогда, условиях царского режима: к ней шли со всех сторон Петрограда люди за советом, что делать. Я не предрекаю никакой революции, я говорю о кризисе, в который мы вступили по вине власти, но и по вине общества, никак не мешавшего власти оставаться наедине с самой собой, потому что состояние деполитизации предполагает согласие с двух сторон.

— Возможно, дело в том, что людей дестимулировали такие вещи, как объявление иностранными агентами НКО…

— Да, но этот режим складывался, когда никаких иностранных агентов не было.

— Но в последние годы политизироваться было довольно сложно.

— Да, и, я думаю, противодействие будет расти. Сегодня политизация идет сверху вниз. И она проявляет рельефы конфликтов, которые были спрятаны под водой. Но важно то, что сообщество, избранное в Думу, окажется в центре циклона, и оно будет сепарироваться. Разумеется, одномандатники окажутся в более выигрышном положении. Сейчас они только умножают массу, но потом под них придется менять структуру Думы — а если этого не сделают, возникнет первый политический конфликт. Разумеется, власть будет стремиться просто расписать их по фракциям — не исключаю, что на первых порах это удастся, но это будет временное состояние. Достаточно посмотреть на кампании одномандатников: они не были однообразными, они связаны с определенными интересами, в том числе интересами губернаторов.

Скорее всего, на этих выборах не удастся провести добавочную фракцию в Госдуму, но это не исключено, и если действительно получится это сделать, структура нынешней Думы рухнет, и управление ею придется строить заново. Одномандатники в любом случае какие-то пройдут. Избиратель, голосуя, как бы открывает следующую эпоху, где возникнет много проектов, и кремлевский будет в них тонуть.

— Что это за проекты?

— Их много, потому что 15 лет не пропускали никаких. И это надо поставить нам в счет, мы ведь не обсуждаем реальное состояние общества, мы бесконечно обсуждаем Путина и что он еще сделал. Нам всегда интереснее обсуждать Маркина, чем военный бюджет. Но в это время что-то происходило: усложнялась экономика, усложнялся теневой плюрализм российского общества. Сейчас оно состоит из миллионов сообществ. Будут выходить на поверхность конфликтующие группы, реальная страна будет проступать наружу. Мы имеем дело с более сложным обществом, чем может показать наша убогая политика, потому что она нам демонстрирует все время какие-то отмороженные меньшинства: то религиозно-фундаменталистские, то откровенно бандитские — и говорит, что это большинство. Когда нападают в Краснодарском крае на экологов, это бандиты, посланные с того или иного уровня власти, — это кажется безопасным. Но они потом никуда не денутся, когда у нас расцветет плюрализм — а он расцветет.

— Насколько Кремль контролирует процесс выборов? Ситуация с лихорадочным снятием одномандатников Партии пенсионеров показала, что в какой-то момент бразды правления были упущены?

— Система решила стравить пар этими выборами — это намерение Володина, отсюда все разговоры про конкурентность и прозрачность. Прекрасно: у вас есть управляемые выборы, так дайте всем верблюдам, которые пройдут через это игольное ушко, оказаться в Думе — они же все будут ваши. А некоторое количество каких-нибудь ПАРНАСов, «яблочников», Хакамада какая-нибудь — какой ужас! Нет, в итоге они все равно полезли в эту систему руками. Сами испугались того, что действительно могло бы быть временным решением: они создали бы зону управляемого плюрализма, где бегало бы некоторое количество крикунов. Нет, они снимают этих пенсионеров, и таким образом создают зону неопределенности: избиратели, которых таким образом отсекли от выборов, могут уйти к Жириновскому, а могут — к либеральным партиям. И в Думе может появиться фракция «Яблока» или «Партии Роста» — это не стопроцентно исключено. А так бы голоса разделились между разными партиями и взаимно погасились.

— Почему такой суматохи не произошло с другими списками партий?

— Это мы узнаем лет через двадцать из каких-нибудь глупых мемуаров. Я когда публиковал воспоминания руководителей КГБ в 90-е годы, понял, что они не просто не видели ничего из того, что видели мы. Я думаю, тут то же самое: нет стратегии, есть только все более азартный расчет на сохранение стабильности системы. Самое устойчивое в ней — тип поведения, рассчитанный на мгновенное извлечение выгоды из ситуации и на то, что если ситуация будет неудачной, мы ее обострим. Тогда вы забегаете, достанете заначки, и появится новый повод для нашего вмешательства.

— Как это связано с недавними перестановками в администрации президента: отставкой Сергея Иванова, например? Есть версия, что логика этих перестановок — заменить политических игроков на технических исполнителей, как Иванова на Вайно.

— Вайно — это очень качественный технократ. Это чистое исключение: мы не видим, чтобы технократы замещали все должности, кроме случая Крыма, но после Меняйло любой покажется технократом. Технократ хорош, когда у вас выстроена техника, есть схема, а она не выстроена. Внутриаппаратная логика — это не логика политическая, она не решает вопросы и не устраняет угрозы. Она рассчитывает на стабильность, которая была в прошлом. Если вы спросите нескольких человек во власти, они расскажут вам несколько разных версий, а в тех редких случаях, когда я в ресторане сталкиваюсь с представителями истеблишмента, они пытаются у меня узнать, что происходит.

— Сейчас говорят о грядущей отставке Радия Хабирова — это связано с конфигурацией будущей Думы?

— Администрацию президента после выборов в любом случае ждет реконструкция. Концепция Володина была в каких-то пределах успешной, например в управлении Думой. Но она, в конце концов, превратилась в некий абсурд и свору ньюсмейкеров, соревнующихся между собой: кто предложит что-нибудь более пещерное. Но Володин невольно оставил в стороне другие поля, и его наследство, даже если он вернется, будет каким-то образом перераспределено — это зависит от того, что будет с седьмой Думой. Мы увидим много удивительных отставок, многие будут сопровождаться свечением банкнот, спин, еще чего-то. Но вес этих вещей незначителен, они только сопровождают потрескивание опор. После 18 сентября никто не бросит вызов власти, кроме избирателя.

Анна Байдакова
корреспондент

«Это — не борьба с коррупцией, а ее полный провал»

Posted: 16 Sep 2016 06:01 AM PDT

Последние громкие аресты в МВД и СК комментирует некогда засекреченный сотрудник полиции, который был внедрен под прикрытием в круг «решальщиков» и высокопоставленных коррупционеров.

Главной новостью этой недели стало задержание офицера МВД Дмитрия Захарченко. Полковник Захарченко войдет в историю российских правоохранительных органов: при обысках у него были найдены 8 млрд рублей наличными, а позже, как сообщило агентство «Росбалт», — 300 млн евро на швейцарских счетах родственников полицейского. На данный момент общая сумма найденных у полковника МВД денег, по официальным данным, составляет примерно 30 млрд рублей. Откуда у не самого высокопоставленного сотрудника полиции оказались такие деньги и что означает это беспрецедентное дело для российских спецслужб? Эти вопросы «Новая газета» обсудила с Александром Шаркевичем, бывшим засекреченным сотрудником МВД, много лет проработавшим под прикрытием с целью разоблачения коррупции в высших органах власти. Шаркевич был прямым подчиненным министра внутренних дел, имея при этом официальную легенду влиятельного «решальщика».

— Еще недавно именно вас называли «коммерческим директором МВД». Случай полковника Захарченко вас удивил?

— Для начала хочу оговориться, что, в отличие от Захарченко и многих других подобных ему, я на вполне законных основаниях выполнял роль «решальщика». В силу закона о государственной тайне сказать больше я не имею права. Вторая оговорка: пока Захарченко не признан судом виновным, о его роли в конкретных преступлениях можно говорить только в сослагательном наклонении. Сам случай, конечно, уникальный, но только по сумме изъятых и позже обнаруженных на счетах его родственников денег. Все остальное — абсолютно закономерный итог развала системы управления МВД. Уже много лет федеральные силовики подчинены фактически самим себе, никто их толком не контролирует. И такие громкие скандалы случаются не в результате целенаправленной и непрекращающейся борьбы с коррупцией, а по указанию свыше: если «фигурант» перешел дорогу кому-то могущественному, стал жертвой борьбы кланов, неудачно залез в политику, либо случайно попал в масштабную разработку по другому делу.

— В случае с Захарченко источники как раз и говорят о том, что он попал в поле зрения оперативников в связи с делом в отношении Захария Калашова (Шакро Молодого)…

— Вполне может быть. Управление ФСБ, сопровождающее сейчас это уголовное дело, по своему функционалу курирует как МВД, так и СКР. Возможно, они уже имели соответствующие оперативные материалы на Захарченко, а затем, в ходе сопровождения уголовного дела Шакро, выявили его дополнительные коррупционные связи с фигурантами этого дела.

— На ваш взгляд, откуда у не самого высокопоставленного и влиятельного офицера МВД могла оказаться сумма в 30 млрд рублей?

— Я бы не сказал, что он не высокопоставленный офицер. Он исполнял обязанности начальника ключевого управления в главке по борьбе с экономическими преступлениями и коррупцией. Его управление занималось топливно-энергетической сферой, которая составляет основу бюджета России. Сотрудники этого управления курируют все крупные нефтяные и газовые компании.

— Но как вообще стало возможно, что у офицера МВД оказались такие деньги?

— Для меня это не главный вопрос. За последние лет десять я встречал множество офицеров-миллионеров. Их имена давно известны тем, кто должен их знать, но тем не менее ничего не меняется. Главный вопрос в деле Захарченко — куда смотрели все эти годы его руководители и кураторы. У каждого подразделения МВД — не важно, будь то оперативное, юридическое или тыловое — есть свои кураторы из собственной безопасности. В случае Захарченко это — ГУСБ МВД — федеральное подразделение специального назначения, расположенное на Большой Пионерской улице в Москве, которое призвано как защищать сотрудников от различных угроз, так и выявлять нарушения с их стороны. Так вот, история Захарченко — это полный провал ГУСБ МВД. Почему это случилось — тоже очевидно. В последние годы сложилась порочная практика, когда куратор из ГУСБ МВД либо ничего не знает, либо, зная о противоправной деятельности своих подопечных, закрывает на это глаза по разным причинам, в том числе, к сожалению, — коррупционным. Почему это происходит? С одной стороны, есть объективные причины. Куратор, как правило, один, а сотрудников, за которыми он должен присматривать, — в десятки и сотни раз больше. Поэтому чаще всего он вынужден опираться на кого-то в курируемом подразделении, чтобы получать оперативную информацию об обстановке в целом и отдельных сотрудниках в частности. Происходит своего рода обоюдная вербовка. Но чтобы сохранить нужного ему агента, куратор вынужден не только получать от него информацию, но и что-то давать взамен, например, предупреждать о проверках, прикрывать, а порой и участвовать в сомнительных делах курируемого.

— Вы говорите о провале ГУСБ МВД. Но ведь это подразделение участвовало в мероприятиях в отношении Захарченко.

— Как я понимаю, оно участвовало номинально. Это обычная практика, когда сотрудники ФСБ берут людей из ГУСБ на оперативное или процессуальное мероприятие — люди из МВД лучше ориентируются в своем ведомстве, лучше знают специфику работы отдельных подразделений и лучше составляют протоколы (смеется. — Ред.). Правда, и совсем исключать, что в ГУСБ были какие-то материалы на Захарченко, нельзя. Давно сложилась практика, когда сами сотрудники ГУСБ делятся своими разработками с кураторами из управления «М» или УСБ ФСБ и просят их о совместной реализации. Делается это для предотвращения давления со стороны влиятельных руководителей того или иного подразделения МВД, которые способны зачастую развалить или не дать реализовать в полном объеме разработки ГУСБ МВД.

— Тогда в чем же заключался недочет или провал ГУСБ МВД?

— Любому профессионалу очевидно: куратор не может не знать о многомиллиардных сделках своих подопечных. В подразделения собственной безопасности МВД стекается информация из всех возможных источников, как внутри, так и вне курируемого подразделения, зачастую из той же ФСБ, когда по каким-либо причинам не нужно или невыгодно своими руками реализовать оперативные материалы, например, чтобы не подсвечивать свой источник и так далее. Кроме того, «особисты» имеют право опрашивать и даже вербовать граждан, имеющих связи с интересующими их сотрудниками правоохранительных органов, профилактически прослушивать телефоны и контролировать иные средства связи и коммуникаций, запрашивать информацию из любых государственных баз данных.

— Но вы сами говорили, что куратор — один, а подопечных — сотни. Вариант «проглядели» возможен?

— Возможен, но тогда это просто позор для них. Скажу прямо: либо кураторы профессионально непригодны и должны заниматься какой-то другой работой, либо они — «в доле». Другого не дано. Я не могу даже представить оперативника-куратора ГУЭБиПК, который не в курсе, что один из руководителей курируемого им управления подпольный миллиардер. Не где-то там что-то зарабатывает и пытается это скрыть, а криминально зарабатывает (по версии следствия) миллиарды и еще хранит их в квартире своего прямого родственника.

— Но ведь помимо ГУСБ существуют специальные подразделения в ФСБ, которые должны выявлять коррупционеров в МВД.

— Конечно. В структуре ФСБ есть управление «М», которое занимается непосредственно МВД в целом, и в частности ГУЭБиПК. По моей информации, именно это управление сыграло ключевую роль в деле Захарченко. «Эмщиков» в полиции тоже называют «кураторами» и боятся еще больше, чем ГУСБ. Они подчиняются непосредственно директору ФСБ и поэтому часто имеют «фору» перед другими подразделениями, вынужденными проходить дополнительные бюрократические барьеры в виде вышестоящих служб и департаментов, чтобы получить санкцию на проведение оперативно-разыскных мероприятий (ОРМ). Кстати, возможно, именно эта «фора» и сыграла основную роль в их успешной реализации высокопоставленных сотрудников СКР — Никандрова, Максименко и Ламонова.

— Судя по тому, как развивалось задержание Захарченко, наблюдение за ним велось давно, и сотрудникам ФСБ, видимо, было известно, с какими деньгами они столкнутся. Почему они так долго ждали и не постарались пресечь преступление?

— К сожалению, в ФСБ давно сложилось негативное отношение к МВД, и, по моему мнению, они не всегда заинтересованы в том, чтобы пресекать такого рода скандалы, а предпочитают реализовывать материалы на финише, чтобы было резонансно и очевидно: МВД — это преступный спрут, с которым ФСБ успешно борется. Это — элементы клановой войны. Представьте, если бы Захарченко был просто уволен по непонятным для окружающих причинам (результаты ОРМ всегда секретны). А тут двойной эффект: и задержали высокопоставленного руководителя, и изъяли астрономическую сумму.

— Кстати, что будет с этими деньгами?

— Это любопытный вопрос. Само по себе хранение любого количества денег не является преступлением или правонарушением. Максимум — это нарушение кодекса этики и служебного поведения сотрудника МВД. Если не будет доказано преступное происхождение этих средств, деньги, как это ни странно, придется вернуть. Поэтому, на мой взгляд, на Захарченко сейчас будут давить в СИЗО, подсаживать в камеру агентов, проводить ВКР (внутрикамерную разработку), подбирать соседей, одни из которых будут его пугать, а другие — якобы дружить, выведывая необходимую следствию информацию. Очень вероятно, что в ближайшее время давлению или даже преследованию подвергнутся родственники Захарченко. Основная цель всего этого — заставить Захарченко пойти на сделку со следствием. Иначе следствию придется возвращать изъятое и получать выговоры от начальства. Сейчас необходимо «сделать» не только Захарченко, но и членов его семьи исполнителями или соучастниками хищения этих средств.

— Но, по-вашему, выходит, что такие ситуации становятся возможными из-за провалов в работе курирующих подразделений. Неужели если бы они работали хорошо, то ничего подобного не могло бы произойти?

— Не только по вине кураторов, конечно. Нет должного контроля со стороны прямого руководства. Нет четких и логичных критериев определения качества работы сотрудников органов правопорядка, кроме так называемых «палочных» показателей — количества дел, доведенных до суда, количества вербовок в год. Нет абсолютно никакой внятной мотивации бороться с серьезными группировками в сфере экономики, например, выводящими миллиарды за рубеж. Когда оперативнику или его руководителю предлагают 10 процентов от неуплаченных в бюджет налогов в нефтегазовой сфере за непринятие мер реагирования, и эта сумма в миллионы раз больше заработной платы и пенсии вместе взятых, то сложно устоять даже под угрозой разоблачения. Если оперативный сотрудник достаточно грамотен и подкован, он найдет не один способ объяснить, почему он считает неперспективным или нереализуемым тот или иной материал о нарушениях. А если он думает одинаково со своим руководителем, то вопрос решается гарантированно.

— У вас есть какие-то идеи, как эту систему можно реформировать?

— Конечно. Все возможно, если будет на это железная воля руководства страны и реальное желание что-то менять у руководства правоохранительных органов. Ответу нужно посвятить отдельное интервью. Если коротко, то необходимо максимально убрать субъективность, то есть элемент личного усмотрения при принятии решения сотрудниками МВД, когда казнить или миловать зависит от человека, а не от закона. При этом нужно усилить контроль за принятыми решениями по конкретным материалам. Также крайне необходимо внедрить автоматизированную систему отслеживания всех запросов, которые делают сотрудники в базы данных физических и юридических лиц, а также расходов как самих сотрудников, так и их близких и родных. Компьютерная система должна проводить такую работу в постоянном режиме по установленным алгоритмам, без вмешательства человека, выявляя что-то выходящее за установленные ей пределы, — и тут же информировать специалистов.

— Объясните подробнее, в чем суть этой системы?

— Если сотрудник шлет запросы на гражданина Иванова или на какое-то юрлицо, но потом не предпринимает никаких процессуальных действий — это повод для проверки его действий и решений по оперативному делу. Или если после занятия сотрудником МВД вышестоящей должности его родственники, не имевшие до этого соответствующих доходов, вдруг начинают богатеть и много тратить — это также повод для проверки. И эта работа должна быть на первом этапе отдана машине, а не человеку, имеющему свои представления о жизни и о правоохранительной работе. Также очень важно продвигать по службе работоспособных и профессиональных сотрудников, не пропускать вперед них лояльных постоянно меняющемуся руководству, в частности ГУЭБиПК, когда новые начальники приводят за собой целые команды сослуживцев и знакомых им лиц.

— Вы думаете, что власти пойдут на такого рода изменения принципов работы правоохранительных органов?

— Хотел бы в это верить. То, что происходит в последние годы, многих удивляет. Когда по несколько раз в год задерживают очередных высокопоставленных коррупционеров, то, по мнению властей, это, видимо, должно говорить обществу об эффективности работы государства, но с другой стороны, это свидетельствует об отсутствии качественной кадровой политики при назначении на руководящие должности. Именно поэтому я и говорю, что когда задерживают губернаторов, генералов СКР и МВД, изымают под видеосъемку миллиарды денег, тонны золота, а затем по всем федеральным каналам рассказывают об этом — это для многих говорит не о борьбе с коррупцией, а об обратном — о полном провале в борьбе с коррупцией.

Роман Анин
редактор отдела расследований

Пятьдесят попыток забыть Чечню

Posted: 16 Sep 2016 05:01 AM PDT

У пограничного перехода «Брест» на белорусско-польской границе состоялся митинг с участием сотен чеченцев.


Чеченский митинг: обратной дороги нет. Фото: Mybrest.by

Без плакатов и транспарантов, без лозунгов и призывов, они простояли здесь почти двое суток, пряча лица от камер журналистов. К вечеру второго дня толпа исчезла так же быстро, как и появилась. На траве остались цветастый платок, бутылки с питьевой водой, детская курточка, явно брошенные в спешке. Что привело чеченцев на митинг и что заставило их внезапно разойтись?


С конца 2014 года поток мигрантов из Чечни на брестском участке границы резко увеличился. Чеченцы пытаются выехать в Польшу или Германию. Консульства европейских стран в Москве отказывают им в выдаче визы, увидев прописку в паспорте. Людям ничего не остается, как просить у поляков статус беженца, буквально штурмуя границу. По данным белорусских правозащитников, сейчас в Бресте находятся около трех тысяч чеченцев, в основном это молодые пары с маленькими детьми и их пожилые родственники. Многие ночуют прямо на вокзале. Каждое утро в 8.45 в Тересполь уезжают от 500 до 800 человек, там польские пограничники пропускают в Польшу две-три семьи в день, в лучшем случае. Остальные возвращаются с «отказным» документом. По словам самих чеченцев, процедура носит формальный характер — никто не интересуется, почему они бросили свои дома и бегут в неизвестность.


«Нет пути назад»

Семья Айнди из Курчалоевского района живет в Бресте третий месяц. Жена Айнди на шестом месяце беременности и ни разу не была у врача. Двухлетний Умар и старшие сын с дочерью спят на вокзальной лавке, укрываясь одним одеялом. В паспорте Айнди мы насчитали 48 «отказных» штампов, которые чеченцы называют «попытками».

— Иногда поляки швыряют российские паспорта в лицо. Я столько раз старался объяснить, что мне никак нельзя домой, но никто не слушает. Сегодня попробую сделать сорок девятую попытку.

Чеченцы неохотно идут на контакт с прессой. Те немногие, кто давал интервью белорусским СМИ, говорят об экономических проблемах. Однако в приватной беседе называются совсем другие причины отъезда.

19-летний Идрис из Урус-Мартана давно не видел старого знакомого, с которым общался в детстве. Парень учился, гулял с друзьями и не предполагал, что однажды ночью в дом вломятся трое в черном и начнут избивать его дубинками. Молча. Это продолжалось около часа, Идрис начал терять сознание, когда услышал вопрос про знакомого — будто бы тот уехал воевать в Сирию. Пытались выбить, поддерживают ли они контакты? Идрис ничего не знал. Он остался лежать на полу, истекая кровью на глазах у матери.

— Без понятия, какая именно структура работала, они не представились. Сразу бросили лицом в пол и стали бить по спине. Это повторялось три раза, всегда по ночам. Если я вернусь, забьют насмерть. Страшно за маму — она осталась в Чечне. Сказала, чтобы я ехал, всю семью вывезти — денег не хватит… Поляки уверены, что мы не политические беженцы, а просто ищем комфорта. Это неправда.

Говорит молодая жительница Гудермеса:

— Поздним вечером все спали, как вдруг в квартиру ворвались четверо мужчин в масках и увезли мужа. Мы с сестрой плакали, искали его по знакомым. Прошло десять дней, муж не появился. Тогда мы стали получать угрозы. Кто-то звонил и советовал прекратить поиски. Где суд? В итоге я собрала вещи и уехала с детьми. Вчера утром была двенадцатая попытка, не вышло. Буду пробовать еще.

Эти люди на вокзале Бреста не ищут «лучшей жизни», они ищут просто жизни. Многие боятся открыто говорить о преследованиях. Мужчины закрывают лицо марлевой повязкой, как только в зале ожидания появляются фотографы. Ведь если поляки не пропустят, а деньги закончатся, чеченцы будут вынуждены вернуться домой. Но… «Нет пути назад», — слышится в разговоре с каждым.


«ОМОН приказал убраться до 18.00»

Около 10 утра 29 августа возле погранперехода от 200 до 300 чеченцев разбили импровизированный лагерь. Они собирались проехать через границу на рейсовом автобусе, но поляки развернули автобус. Так возник стихийный митинг. Инициатива принадлежала руководителю диаспоры Абдулле. Участники митинга заявили, что ждут польского консула и не уйдут, пока вопрос не решится и Польша не будет принимать хотя бы по пять семей в день.

Ночь с 29 на 30 августа чеченцы провели на земле под открытым небом. К утру представители Красного Креста привезли в лагерь бутылки с питьевой водой и пачки сладкого печенья. Утром 30 августа прибыл генконсул РФ в Бресте Игорь Конякин, сказал, что происходящее здесь «не является акцией протеста, российские граждане просто собрались поближе к границе». Из польской дипмиссии не приехал никто.

Умар из Грозного был в лагере вместе с семьей.

— Сначала бойцы белорусского ОМОНа спокойно стояли в стороне, поддерживали порядок. В какой-то момент они стали окружать лагерь с четырех сторон и передали Абдулле: «К 18.00 вы должны убраться, если не хотите разгона».

Об этом не сообщили белорусские СМИ, и оставалось непонятным, почему люди ушли ни с чем, к тому же так быстро? Между тем в Управлении по гражданству и миграции УВД Брестского облисполкома заявили, что у правоохранителей нет претензий к чеченцам, устроившим митинг. По словам начальника ведомства Александра Томашева, «граждане Российской Федерации ничего не нарушают, так как имеют право находиться на территории Республики Беларусь 90 суток без регистрации».

31 августа в эфире телеканала TVN24 глава МВД Польши Мариуш Блащак сообщил, что участникам митинга будет отказано во въезде в страну: «В отличие от прошлых лет, сейчас в Чечне нет никакой войны». По мнению министра, массовая миграция чеченцев — это дополнительный приток мусульман в Европу.

Большинство беженцев — женщины, дети и старики. Но польские власти настаивают на том, что среди желающих стать политэмигрантами есть люди с боевым прошлым. На вокзале, я познакомилась с таким чеченцем.


Диверсант

Лечи просит не публиковать свою фамилию, пока он в Бресте. Из зала ожидания выходим в темный коридор и садимся на лестницу. Даже когда поблизости — никого, Лечи говорит полушепотом:

— Я рос в Грозном без родителей, бродяжничал. Когда началась первая война, ребята с улицы привели в ополчение. Помню комнату, полную вооруженных бойцов, в центре стоял командир Руслан Гелаев. Я был такой шустрый и маленький, что ходил первым в составе диверсионно-разведывательных групп.

В конце 95-го я попал в плен к федералам, увезли в Чернокозово по 208-й статье. Избиение вместо допроса, избиение утром, ночью. Тогда Чернокозово охранял ростовский ОМОН, так вот, особенно лютовали контрактники. Заходит контрактник на рассвете, спрашивает, сколько человек в камере? Тому, кто назвал цифру, тут же выпускает очередь в голову: «Теперь на одного меньше». Пилили зубы ножовкой, стискивали ногти плоскогубцами, накручивали на руки электрические провода и пускали ток. У них была любимая мерзкая игра: кому-то приносят передачку, офицер ставит пакет у входа в барак, а заключенный должен проползти на четвереньках и взять пакет зубами.

Через месяц Лечи обменяли на пленного российского солдата, и он снова ушел к Гелаеву.

— Во вторую войну я стал снайпером. И опять попал в плен. Меня выпустили на свободу по амнистии к вступлению Путина в должность президента. Женился, родились дети, таскал камни на стройках. А после нападения на Грозный в 2014 году регулярно стали забирать в ОМВД. Там применяли те же пытки током, выдавай, говорят, знакомых, кто в лесу сидит. Да только нет контактов, отвоевал я свое! Не верят. То есть чеченский народ столько лет сражался с врагом, а теперь этот враг поселился в самом сердце Чечни.

Все, что я хочу сегодня, — забыть Чечню. Пусть и с пятидесятой попытки.


Чеченский экспресс

Раньше электричка Брест — Тересполь состояла из двух вагонов. За последний год добавилось еще восемь. Специально беру билет в четвертый, «чеченский» вагон. В спертом воздухе стоит детский плач, мелькают разноцветные платки чеченок. Трехлетняя Медни свернулась калачиком на коленях у мамы в обнимку с потрепанной плюшевой лошадкой. Сегодня это их тридцатая попытка.

Поезд с пятьюстами чеченцами отправляется. Ехать до тереспольского КПП всего 20 минут. Проводник мечется по вагону. Сергею, как и многим белорусам, непонятно, почему эти люди так хотят уехать.

— Нет, если в стране война, это другое дело. А в мирное время… Россия ведь большая, почему не переехать в Москву или Петербург? Мы тут не верим в слезы и стоны о преследованиях. По телевизору показывают: Грозный весь сверкает, там такие небоскребы! Значит, деньги есть , — считает житель Бреста Сергей.

Шамиль и Элиза, им недавно исполнилось по двадцать два года, так не считают. Элиза на девятом месяце. Прислонившись к стенке тамбура, Шамиль закуривает третью сигарету подряд.

— Весной они забрали отца. Он держал маленькую пекарню в селе и, соответственно, платил небольшой налог. Но люди Кадырова стали просить все больше и больше денег. Отец не мог платить по 200 долларов в неделю, сопротивлялся. В мае ему пришла повестка в отдел. Когда отец уходил, я чувствовал — не скоро увидимся. Я не могу подвергать опасности жену, скоро родится маленький… Мы едем четырнадцатый раз. Поляки не слушают, автоматически лепят штамп с отказом.

Сначала выходят пассажиры с визами из первого и второго вагонов. Проводник интересуется, где мои документы. Прячу белорусский паспорт в сумку и растворяюсь в толпе чеченцев. Под надзором пяти пограничников люди из восьми «чеченских» вагонов, увешанные тяжелыми сумками, с детьми на руках, потоком вливаются в коридор на КПП. Узкая лестница ведет наверх, в огромный светлый зал. Кроме паспортного контроля здесь работают несколько психологов. Они как раз и обязаны выслушивать обстоятельства жизни каждого прибывшего беженца и рассматривать основания для предоставления убежища. На деле собеседование занимает не более двух минут. Пожилой мужчина пытается объяснить: «Я — политический!» В холодных глазах польки равнодушие. Мужчину выпроваживают в зал ожидания. Туда же отправляются остальные чеченцы. Через два часа чеченский экспресс повезет их обратно в Брест.

Размахиваю удостоверением прессы, по-польски упрашиваю пограничников пропустить меня к чеченцам.

«Пани имеет визу, пани приехала с документами, а они — нет. Добро пожаловать в Польшу!» — и выпроваживают на улицу.

Сквозь стеклянную стену на меня глядит маленькая Медни и машет игрушечной лошадкой: прощай…

Катерина Андреева —
специально для «Новой»,
белорусско-польская граница


Прямая речь

Правозащитница, председатель Комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина:

— Сегодня Чечня — это территория, где фактически не действует российская Конституция, вместо нее существует приказ Рамзана. В последнее время участились похищения — неугодные Кадырову граждане пропадают не только на территории республики, но и в Москве. Недавно правозащитники зафиксировали несколько свежих случаев, но озвучить имена похищенных пока не можем, чтобы не навредить их семьям. Что характерно, кадыровцы возвращают избитых людей домой и впоследствии заставляют их публично каяться во всевозможных грехах. Стали появляться немыслимые для Кавказа традиции — угрожать матерям, женам, сестрам. Беспрецедентным можно назвать случай, когда в селе Кенхи сожгли дом Рамазана Джалалдинова, пожаловавшегося Путину на главу Чечни. Все, кто работает, ежемесячно отдают 30% зарплаты в фонд имени Ахмата Кадырова, но никаких преимуществ не получают. Обучение платное, медицина тоже. Раньше здесь уделяли огромное внимание качеству образования, выпускники Грозненского университета блистали знаниями. Но пришел «академик», не помнящий, какие экзамены сдавал и на какую тему писал диссертацию.

Вспоминаю дискуссию в Берлине с представителем Кадырова. Тот настаивал, что европейские беженцы — сплошь дармоеды, желающие получить пособия на Западе. Я спросила, разве стали бы чеченцы, для которых дом и родная земля — самое главное, стремиться в неизвестность, если бы на родине все было нормально? В ответ кадыровец схватил куртку и выбежал из помещения… Чеченцы спасаются бегством лишь потому, что нормальный, цивилизованный человек не в состоянии выжить в мирке Кадырова, где царит дух сталинских репрессий с оттенком восточного деспотизма.

Председатель Совета по правам человека и развитию гражданского общества при главе Чеченской Республики Тимур Алиев:

— В Чеченской Республике созданы все институты гражданского общества, никого не угнетают. За все время правления Рамзана Ахматовича не было случаев противоправного обращения силовиков с гражданами. Нет, ну, может, были отдельные случаи, как и везде… А люди уезжают не из-за притеснений, а за халявными пособиями. Я вам скажу, они потом на полученные в Европе деньги строят в Чечне роскошные дома. Каждый из них может вернуться на родину, и, я уверен, — ничего не случится.

Последние выборы

Posted: 16 Sep 2016 04:02 AM PDT

Ближайшее воскресенье — последний день, когда у нас все еще есть формальные политические права.

Бойкотировать выборы можно, если вы считаете, что плебисцит у вас в жизни случается не в последний раз. Что в любом случае состоятся следующие выборы. И что у вас, таким образом, будет второй шанс. Если вы верите, что всегда сможете вернуться на участки в будущем — когда захотите и когда сочтете нужным. Когда придет время, когда политики перестанут быть «грязными».

Бойкот отличная штука, если вы твердо уверены, что нормальная жизнь будет продолжаться. Что существует масса способов быть хорошим гражданином и без всяких выборов.

Что вы можете, например, свободно участвовать в волонтерском движении — как те, кто сейчас тушит пожары.

Заниматься изучением общественной жизни — как «Левада».

Развивать культуру — как директор библиотеки украинской литературы или как фонд «Династия».

Или продвигать отечественную науку — как Сергей Гуриев.

Что вы можете открыть свой бизнес, поспособствовать технологическому лидерству России — как IT-компании, работающие под «пакетом Яровой».

Или, например, что вы можете сделать независимое СМИ, у которого никогда не будет двойной сплошной.

Если у вас все в порядке с малыми делами, вы можете спокойно бойкотировать выборы.

А еще можно посмотреть правде в лицо. Выборы — один из рудиментов политической системы, выстроенной до того, как Россию накрыли авторитарным режимом.

По всей видимости, это последний общественный институт (если только вы не считаете, что таким институтом должен считаться фейсбук), который дают нам легальную возможность заявлять о своем несогласии с происходящим.

Эти выборы — полутруп в стране ходячих мертвецов — покорного общества, выжженных медиа, ограбленного бизнеса.

Бойкот выборов — уверенный шаг к тому, чтобы вовсе отказаться от них в будущем. Выборы не важны для вас? Но выборы не важны и для народа. Выборы не важны и для царствующей фамилии. Нет никаких причин, чтобы проводить их вновь.

Так что когда вы проснетесь в воскресенье, подумайте — это последний день, когда вы все еще имеете формальные политические права. Решайте, как вы собираетесь распорядиться этим редким сокровищем.

Тяжелые, трудные для властей выборы при высокой явке и высоком протестном голосовании — это единственный оставшийся у нас способ затормозить введение в России тотального единомыслия. Подморозить поступательное уничтожение любых форм общественной жизни от газет до шахматных кружков.

Показать, что там, где есть власть, всегда будет сопротивление.

Персонажи, которые сядут в думские кресла в этом году, смогут засидеться там до 2021 года. Это там, за горизонтом событий, где кончаются деньги и Путин избирается на свой последний срок.

Кирилл Мартынов
редактор отдела политики
Автор: на

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Подписаться на: Комментарии к сообщению (Atom)