вторник, 20 октября 2015 г.

Тема дня

Тема дня

Кордонный вал

Posted: 20 Oct 2015 11:01 PM PDT

Пункт Минских соглашений о возвращении Киеву контроля над донбасским участком украино-российской границы активно не выполняется. «Новая газета» проинспектировала пограничные КПП.


Фото: РИА Новости

Участок границы со стороны России, о котором идет речь в Минских соглашениях, находится в Ростовской области. Он тянется с севера на юг на 660 км. Лишь на севере — от поселка Чертково до Воронежской области — границу со стороны Украины контролируют украинские пограничники. В Черткове действует КПП: украинцы въезжают в РФ по общегражданским паспортам, россияне с 1 марта могут попасть в соседнее государство только по заграничному паспорту. Остальной ростовский участок российско-украинской границы — от Черткова на юг вплоть до Азовского моря (почти 600 км) —  со стороны Донбасса обходят дозором ополченцы самопровозглашенных республик. Здесь расположены 6 автомобильных КПП, через которые идет основной поток грузов и миграция населения между Ростовской областью и соседними Луганской и Донецкой областями. Здесь украинские законы не действуют.

В Россию за дешевизной

КПП Матвеев Курган — один из наиболее оживленных автомобильных переходов. До ближайшего города — Таганрога — ехать чуть больше часа.

— На ту сторону мы не ездим, смысла нет: с другой стороны стоят такие же такси, которые подхватывают тех, кто переходит границу пешком, — говорит таганрогский таксист Анатолий. — Но сейчас клиентов, которым нужно доехать только до границы, стало мало: власти «ДНР» наладили регулярное автобусное сообщение между городами Ростовской и Донецкой области.

На посту ГИБДД у поселка Самбек машина сворачивает налево, набирая скорость на ровной, как стрела, двухполосной трассе. По сравнению с федеральной магистралью М23 (Ростов—Таганрог—граница с Украиной) движение здесь менее интенсивное, большинство встречных машин с украинскими номерами. Не доезжая 20 км до границы, сворачиваем в Матвеев Курган. Здесь на автостанции поджидает пассажиров старенький пазик, направляющийся к КПП.

— Многие жители приграничных сел — родственники, — объясняет Анатолий. — Вот этим автобусом подъезжают к границе, переходят ее пешком, а там садятся на такой же и едут дальше. По той же схеме — обратная дорога.

Стоит проезд до КПП 25 рублей. Все пассажиры с украинскими паспортами, одни навещали родственников, другие приезжали обналичить зарплатные карточки, купить продукты и товары.

— Кто работает, тот получает зарплату в гривнах на карточку Ощадбанка (украинский аналог Сбербанка. — В. М.), — объясняет мужчина средних лет в выцветшей болоньевой куртке. — Товары в магазинах «ДНР» продают за рубли. Можно у менял обменять гривны по курсу 1 к 2,6—2,8. А можно на российской стороне в банкомате обналичить. Многие выбирают второй вариант. Тут же в России и отовариваемся. До войны вы к нам ездили за продуктами, у нас все дешевле было, теперь у нас цены взлетели в разы, а зарплаты и пенсии прежние.

Среди пассажиров выделяется пожилая женщина. Представляется бабушкой Марфой. Доковыляв до автобуса, бабушка снимает со спины самодельную сумку-рюкзак, из которой торчат колючие ветки: саженцы покупала, объясняет она, — смородину, малину, тут и дешевле, и выбор больше.

Добро на контрабанду

Миновав закрытый пост ГИБДД, возвращаемся на трассу. По мере приближения к КПП чаще стали встречаться легковушки с украинскими номерами.

— За бензином приезжают, — говорит Анатолий. — У нас литр 92-го стоит 33—34 рубля, а там больше 50. С собой можно провезти за раз не больше 10 литров. Вот они и делают несколько ходок в день.

На некоторых АЗС замечаем большие бензовозы. Всего в тот день мы встретили семь таких машин, но на самом КПП ни одной цистерны не было.

— Видимо, где-то в окрестностях есть контрабандный канал поставки российских ГСМ в сопредельное государство, — предполагает Анатолий, показывая на бензовоз, свернувший в районе села Надежда на проселочную дорогу и дальше в степь вдоль посадки.

За пару километров до границы пейзаж меняется: по свежевспаханным полям ветер гонит пластиковые бутылки, бумагу, полиэтиленовые пакеты. Это следы пребывания каравана фур, который, по словам Анатолия, еще три дня назад тянулся на 3 километра. Вереница сильно похудела — мы насчитали два десятка машин.

Вообще до войны через КПП Матвеев Курган шел традиционный транзитный маршрут: из Турции, Азербайджана, Армении, с юга России машины везли грузы на Украину и дальше, в страны Восточной Европы. Сейчас этих машин нет: из 20 фур 18 были с украинскими номерами, одна — с казахстанскими, одна — с белорусскими. Водители грелись в кабинах, прятались от промозглого ветра и моросящего дождя в фанерном магазине, который служит и столовой.

— Васыль уже на рентген поехал, — один из водителей кивнул в сторону большой красной фуры, подъехавшей к рамке на территории КПП. Машина остановилась — рамка (скан) медленно поползла вдоль бортов.

— Все машины, что вы там видели, это контрабанда, и, скорее всего дальше Донбасса они не пойдут, — считает украинский волонтер Родион Шовкошитный. — Да, российские пограничники и таможенники проверяют грузы и водителей. Но чтобы груз, машина и водитель считались законно попавшим на территорию Украины, документы и товар должны проверить также украинские пограничники и таможенники. А сейчас на границе РФ и Украины в том районе, который контролируют боевики, никаких украинских пограничников и таможенников нет.

Правда, раз в две недели на двух КПП — в Матвеевом Кургане и на КПП Донецк — украинцы все-таки появляются. Это бывает в дни, когда из России в Луганскую и Донецкую области и обратно идут гуманитарные конвои. По договоренности с российскими властями пограничники и таможенники Украины, досматривающие фуры, в эти дни находятся именно на российских КПП, где им выделили отдельные вагончики.

Территория вне закона

Законопослушные водители, которые не хотят иметь неприятностей с властями Украины, и/или идущие транзитом в Восточную Европу, сейчас вынуждены делать солидный крюк: проезжая с севера на юг территорию Ростовской области, они идут в Белгородскую область и въезжают на территорию Украины через КПП, расположенные в Харьковской области (это уже не зона АТО). Таким образом, время в пути увеличивается на добрых 10—12 часов.

Такой же крюк делают и автобусы, которые по-прежнему ходят из Ростова в Одессу, Кишинев, Запорожье.

— Решила навестить подругу в Днепропетровске. Раньше, до войны, садилась в поезд и через 8—9 часов была на месте. Сейчас дорога в Днепр стала проблемой, — рассказывает ростовчанка Людмила Зинченко.

Ехать напрямую через территорию самопровозглашенных республик россиянка не решилась. Сначала хотела отправиться к подруге на поезде. Но прямого сообщения теперь нет, а пересадка — в 3 ночи. Да и накладно: около 8 тысяч рублей в одну сторону. В итоге выбрала автобус: билет стоит 2,5 тысячи рублей, ехать придется через Белгород, дорога займет 18 часов.

Еще совсем недавно зал главного ростовского автовокзала и площадь перед входом на железнодорожный вокзал заполняли надоедливые бомбилы, предлагающие довезти до границы с Донецкой и Луганской области. Сейчас их значительно меньше: между Ростовской областью и Донбассом налажено регулярное автобусное сообщение, о чем периодически по «матюгальнику» напоминает диктор автовокзала, предлагая билеты «гражданам, желающим уехать в города Украины — Донецк, Луганск, Макеевку, Горловку и другие».

Сами жители Донецка, похоже, украинцами себя уже не считают. На вопрос, в какой именно город идет микроавтобус с большой надписью «Донецк» на борту, сидящая внутри девушка бойко ответила:

— В бывший украинский, теперь мы — «Новороссия».

Принадлежит автобус коммерческой компании, специализирующейся на междугородных и международных пассажирских перевозках. Проезд во все города Донбасса: Енакиево, Горловку, Макеевку, Луганск, Донецк и другие — стоит 1 тысячу рублей. Проблем для россиян при пересечении границы, по словам девушки, нет:

— Ваши пограничники пропускают по общегражданскому паспорту, заграничный никто не предъявляет. А наши пограничники, которые ополченцы, бывает, пропускают, даже не спрашивая документов: ведь россияне уже проверили человека.

Безнадёга

Не было проблем с пересечением границы и у 20-летнего Ярослава из Горловки, с которым мы познакомились на втором этаже ростовского железнодорожного вокзала. Весной здесь собирались жители Донбасса, чтобы ехать дальше в Россию на постоянное место жительства. В пункте УФМС они получали первичные документы и поездами дальнего следования разъезжались по стране. Бывало, на вокзале собиралось до сотни человек. Со временем количество переселенцев заметно уменьшилось, сейчас им выделили пару скамеек в самом углу зала. 14 октября Ярослав оказался вообще единственным, кто решился покинуть Украину.

— В июне прошлого года, когда только началась война, мама, бабушка и младший брат отдыхали в Одессе, — вспоминает Ярослав. — Через две недели звонят, спрашивают: не улучшилась ли ситуация? Какой там, отвечаю, стало только хуже: стреляют чаще. Они забрали документы, вещи и уехали из Донбасса под Одессу.

Ярослав не поехал: у него была работа на заводе «Стирол». Получал 12 тысяч рублей, что в 2—2,5 раза выше, чем в среднем по Горловке. К осени товары в магазинах закончились, а обстрелы участились.

Сейчас, говорит Ярослав, жизнь в Горловке наладилась: стрелять уже давно перестали, в магазинах появились товары, «есть и украинские, но больше российских, а цены взлетели в разы». По его словам, в городе хоть и спокойно, но тревога никуда не исчезла: слишком много было войны, и люди не верят, что мир окончательно вернулся, ждут очередного наступления с обеих сторон — ВСУ и ополчения. Поэтому, уверен Ярослав, контроль границы Киеву не вернут.

Неделю назад он рассчитался на работе, передал ключи от дома знакомым, сел на автобус Горловка—Ростов и впервые в жизни выехал за границу. Кордон переходил на КПП Матвеев Курган.

— Пограничники-ополченцы выдали миграционный листок, пока сидел в автобусе два часа, заполнил его, потом вышли из автобуса, взяли вещи, пешком перешли на российскую сторону, предъявили миграционные листки российским пограничникам, те проверили документы, и мы опять сели в автобус.

Ярослав намерен добраться до Кемерова: там живет девушка, с которой он познакомился в интернете.

— Правда, она пишет, что и там ситуация ухудшается: на предприятиях сокращения… Я так решил: если не получится устроиться в Кемерове, заберу ее и постараемся найти место в России, где можно просто жить, без всякой политики...

Виктория Макаренко
соб. корр. «Новой» в Ростове-на-Дону
российско-украинская граница

В Канаде заявили о выходе из коалиции против ИГ в Сирии

Posted: 20 Oct 2015 10:31 PM PDT

Канада выйдет из военной коалиции в Сирии против «Исламского государства» (организации, запрещенной в России), заявил лидер победившей на выборах канадской Либеральной партии, врио премьер-министра Джастин Трюдо.

Как сообщает ТАСС, Трюда уже обсудил по телефону этот вопрос с президентом США Бараком Обамой.

«Я подтвердил, что мы по-прежнему будем играть свою роль в борьбе с ИГ. Но (Обама) понимает, что я уже ранее сделал заявления о завершении военной миссии», — цитирует агентство Трюдо.

Канада приняла участие в международной коалиции в октябре 2014 года. Во время предвыборной гонки Трюдо неоднократно заявлял, что Канада должна выйти из военной операции в Сирии.

США выложили видео первых испытаний системы ПРО в Европе

Posted: 20 Oct 2015 10:01 PM PDT

США выложили на официальном сайте ВМС видео первых испытаний североамериканской системы противоракетной обороны в Европе.

В ходе учений США запустили баллистическую ракету с полигона на Гебридских островах у Шотландии, которая была успешно перехвачена ракетой Standard-3 .

В ВМС США подчеркнули, что это первый перехват баллистической ракеты, произведенный на территории Европы.

Американские системы противоракетной обороны защищают территорию не только США, но и ряда европейских государств. Россия выступает против того, чтобы системы ПРО находились в Европе, заявляя что страны, разместившие на своей территории американские ПРО, могут стать мишенями для российских ядерных ракет. При этом сами США и их союзники утверждают, что системы ПРО не направлены против России.

ВИДЕО

Кипр заблокирует вступление Турции в ЕС

Posted: 20 Oct 2015 01:28 PM PDT

Министр иностранных дел Кипра Иоаннис Касулидис заявил о намерении блокировать вступление Турции в Европейский союз. Причина, как сообщает Reuters, в присутствии турецких войск в частично признанном Северном Кипре.

«Поскольку нынешнее положение вещей сохраняется, мы не можем дать нашего согласия», — сказал Касулидис.

Вопрос о вступлении Турции в ЕС актуализировался в связи с проблемой беженцев. Евросоюз предложил вернуться к рассмотрению этого вопроса в обмен на помощь Анкары в решении миграционного кризиса.

Читайте также: Меркель пообещала ускорить процесс вступления Турции в Евросоюз

Военное вторжение Турции на территорию Кипра произошло в 1974 году, в результате 37% территории острова оказались под контролем турецких войск. Турецкая Республика Северного Кипра — государство, признанное только Турцией и Науру.

Немецкие социологи: украинцы верят в Запад и хотят усиления антироссийских санкций

Posted: 20 Oct 2015 01:01 PM PDT

Немецкие социологи из фонда Бертельсманна совместно с польскими коллегами из института изучения общественного мнения провели в Украине репрезентативный опрос по изучения отношения населения страны к ряду актуальных политических проблем.

Результаты исследования, как считают авторы, свидетельствуют о том, что Москва явно утратила свое влияние на соседнее государство.  Так, если в 2013 году более 70% опрошенных украинцев ожидали существенного позитивного эффекта от экономического сотрудничества с Россией, то теперь их число снизилось вдвое до 36 процентов. При этом 46% процентов видят в сохранение экономического партнерства двух стран прямую угрозу национальной безопасности, а более половины участников опроса высказались за усиление западных санкций в отношении России, и только 8% считают, что их надо отменить. Наполовину по сравнению с 2013 годом уменьшилось количество сторонников предложенного Кремлем Евразийского Союза — с 34 до 17 процентов.

Вместе с тем авторы исследования отметили, что сдержанная позиция Запада в украинском конфликте заметно повлияла на отношение украинцев к Евросоюзу. И хотя большинство (51%) по-прежнему поддерживает европейскую интеграцию, а две трети готовы на референдуме проголосовать за вступление в НАТО, по ряду позиций отчетливо выявился рост разочарований.

Например, в 2013 году 53 % украинцев были уверены, что Запад хорошо понимает национальные проблемы Украины, в 2015 году так считают только 40 процентов. Количество тех, кто убежден в том, что углубление отношений с ЕС укрепит международные позиции украинского государства, снизилось с 80 до 57 процентов. Существенно упали надежды на скорый эффект от экономического сотрудничества с Европой — на 28 процентов. Тем не менее, как выявил опрос, 75 процентов украинского населения по-прежнему верят в действенную гуманитарную и экономическую помощь Запада, более половины (55%) выступают за поставки западной боевой техники и вооружений, а 35 процентов поддерживают размещение на территории Украины военной силы стран НАТО.

Александр Чурсин

В Россию будут поставлять иранский сыр

Posted: 20 Oct 2015 12:02 PM PDT

Россельхознадзор объявил о поставках иранского сыра в Россию, передает «Русская служба новостей» со ссылкой на руководителя ведомства Алексея Алексеенко.

Продукция, по словам Алексеенко, успешно прошла проверку Россельхознадзора. «Теперь надо подписать специальный протокол об условиях поставки и обеспечении безопасности, и сыры из Ирана будут поставляться», — сказал он.

Глава Россельхознадзора отметил, несмотря на импортозамещение, какое-то время «придётся закупать молочную продукцию, и прежде всего сыры, в других странах». В Россию готовы поставлять свою продукцию страны Латинской Америки и Турция.

Накануне стало известно, что восемь предприятий Швейцарии прошли проверку и получили разрешение поставлять в Россию сыры и мясную продукцию.

Ранее Россельхознадзор заявлял о 78% фальсифицированного сыра на российском рынке. Эти данные ведомство получило в результате мониторинга  сырья, которое используется для производства молочной продукции. Позднее глава Министерства сельского хозяйства Александр Ткачев опроверг эту информацию.


В Госдуму внесли законопроект о химической кастрации педофилов

Posted: 20 Oct 2015 10:02 AM PDT

Сенатор Антон Беляков внес в Госдуму законопроект о химической кастрации педофилов, пишет Интерфакс.

«Сегодня в Госдуму внесен законопроект, предусматривающий введение для педофилов процедуры химической кастрации, в качестве источников финансирования которой могут быть использованы внебюджетные средства», — цитирует агентство заявление пресс-службы сенатора.

В обоснование инициативы положены данные МВД России о том, что с 2009 по 2013 годы число изнасилований несовершеннолетних увеличилось в 2,9 раз, а лиц до 14 лет — в 4,2 раза. При этом, по мнению Белякова, бороться с педофилией методами психиатрического лечения неэффективно.

В предложенном Государственной думе законопроекте химическую кастрацию предложено применять к насильникам, которых медики признают страдающими педофилией. При этом за тяжкие преступления — в обязательном порядке, а за остальные — на усмотрение суда.

Читайте также: Обознание как следственное действие. Как в России ловят педофилов

Осуществлять химическую кастрацию планируется путем введения в организм человека гормональных препаратов.

Химическая кастрация для педофилов впервые была введена в российское законодательство в 2012 году: соответствующий Федеральный закон подписал Дмитрий Медведев. Данный закон вводил понятие лишь добровольной кастрации.

Сирия: предыстория трагедии

Posted: 20 Oct 2015 06:02 AM PDT

Кто такие сунниты, шииты и алавиты.

В последний относительно мирный 2011 год в Сирии жили 20 миллионов 800 тысяч человек. В сентябре 2015 года 3,9 миллиона сирийцев покинули свою страну, еще 7,6 миллиона покинули свой город или свою деревню, ища в пределах Сирии более спокойного места обитания. 300 тысяч людей погибли за 2012‑й — сентябрь 2105 года, 200 тысяч томятся в застенках сирийских тюрем и лагерей по воле правящего в Сирии режима Башара аль-Асада. Война не просто коснулась, война жестоко расправилась почти с каждой сирийской семьей.

Трагедии такого масштаба даже Россия в Гражданскую войну 1917—1922 годов, пожалуй, не переживала. Но в чем причина этой колоссальной, по масштабам небольшой страны, трагедии, есть ли надежда на ее исчерпание, на восстановление мира и согласия на пропитанной кровью древней сирийской земле, земле, на которой тысячелетия листаются, как в России, — века?

Если народ жив, не важно, в Сирии ли, в изгнании, значит, надежда еще есть. Но чтобы наметить путь лечения, надо понимать, где истоки болезни. Они глубоки, очень глубоки, под стать самой сирийской истории. То, что происходит в последние годы и выглядит для одних как борьба народа за свободу и демократию, для других — как борьба законной власти против террористов и инсургентов, на самом деле есть лишь очередной пароксизм полуторатысячелетней борьбы между собой двух основных ветвей ислама — суннитов и шиитов.

В конце июля 657 года близ селения Сифино на Евфрате, разрушенного и обезлюдевшего незадолго до того во время победоносных войн Халифата с Византией, состоялось многодневное сражение между двумя арабскими армиями — армией наместника Сирии Муавийи ибн Абу Суфьяна и армией двоюродного брата Пророка Мухаммеда и его зятя — Али ибн абу-Талиба. Кстати, место это расположено в 40 километрах от того самого города Ракка, где ныне падают российские бомбы и ракеты.

Сражение завершилось безрезультатно, а шло оно за верховную власть над правоверными. Кто должен править уммой — собранием всех мусульман. Сторонники Али считали, что только Али и его прямые потомки и что халифа правоверных избирает Бог. Сторонники Муавийи были уверены, что любой достойный муж из племени Курайш — племени, к которому принадлежал Мухаммед, может быть халифом и что халифа избирает умма. Вспоминали слова Пророка — «моя община не сойдется на ошибке». В 661 году Али был убит. В 680 году близ Кербелы в сражении с сыном Муавийи погиб сын Али Хусейн. Две традиции власти среди мусульман — через Али и Божественное произволение (шииты — от шии ат Али — сторонники Али) и через всех родственников Мухаммеда — курайшитов и волю уммы (сунниты — от сунна — обычай, пример поведения — в данном случае — Пророка) — не прекращали борьбы с тех пор.

В X—XI веках это была жестокая война Фатимидских шиитских халифов Африки с Аббасидскими суннитскими халифами Сирии, Аравии и Египта, в начале XVI века — кровавое многолетнее соперничество шахиншаха Ирана Исмаила I Сефевида, провозгласившего шиитскую традицию обязательной государственной религией Ирана, и османского суннитского султана и халифа Селима I Явуза (Грозного), нещадно истреблявшего шиитов. В Чалдыранской битве близ озера Ван в августе 1514 года султан Селим одолел шахиншаха и отнял у него Ирак, Восточную Анатолию и Азербайджан. Но победа была хоть и убедительной, но не окончательной. Противоборство шиитов и суннитов продолжалось и внутри Османской империи, и между османами-суннитами и шиитским Ираном.

Продолжается эта война и ныне. Многим еще памятна война между иракским диктатором Саддамом Хусейном и вождем иранской джамахирии аятоллой Хомейни (1980—1988). Шиитский по большинству населения, но суннитский по правящей верхушке Ирак восемь лет сражался со ставшим после Исламской революции воинственно шиитским Ираном. Война закончилась перемирием и восстановлением status quo ante bellum, но на полях сражений осталось полтора миллиона погибших. Несравненно больше было искалеченных, отравленных газами, лишенных крова и имущества. Сирия, граждане которой преимущественно исповедуют суннизм, была на стороне Ирана в той войне.

Но почему же такое ожесточение полтора тысячелетия разделяет две ветви ислама, последователи которых равно чтут и Пророка Мухаммеда, и священный Коран?

Внешне спор идет о власти. Сторонники Али говорят, что последний праведный вождь общины (они их называют имамами), 12‑й имам — Мухаммед Аль-Махди ибн аль Ханафийа, пятилетним ребенком был скрыт от всех в 873 году, и он до сих пор пребывает в потаенном убежище, но он еще придет явно. Незримое общение с ним и есть то, что позволяет общине шиитов жить и управляет общиной.

На этом принципе основано современное иранское государство. Политически — демократия, с выборами президента и меджлиса, но над этой демократией стоит верховный правитель — рахбар, который общается со скрытым имамом и который выносит решения — фетвы, обязательные для президента страны, для меджлиса, от имени Мухаммеда аль-Махди. Вот этот 12‑й имам в шиизме — непререкаемая величина. Он, а соответственно и рахбар, обладают непогрешимостью (ишмах). Сейчас рахбаром Ирана является Али Хосейни Хаменеи (с 4 июня 1989 года). Рахбара избирает (и, если надо, смещает) совет из 86 муджтахидов — признанных народом людей, имеющих таинственное общение со скрытым двенадцатым имамом.

Итак, шиизм и суннизм — два разных мировидения. Суннитское мировидение в целом (хотя есть исключения в суфийских орденах) очень прагматично и позитивно. Оно сходно по отношению к человеку с лютеранством в христианстве. Любой образованный человек может толковать Коран, любой человек может высказывать свое мнение по тому, кого выбрать халифом.

Шииты же воспринимают мир как тайну, которая не может быть открыта любому, которую сам Бог открывает только избранным. Идея о том, что люди различны по степени откровения, очень сильна в шиизме. Есть вожди — и есть народ. Вожди не те, кто выдвинулся деньгами или хитростью, родовой знатностью, нет, вожди — это те, кто слышит голос скрытого имама, вожди — те, кто имеет видение тайного света, который исходит от него. Они должны управлять правоверными. Халифы, управлявшие уммой после Мухаммеда, даже те, кого сунниты именуют праведными — Абу Бакр, Омар и Отман, для большинства шиитов они — узурпаторы и самозванцы. Тем более узурпаторами являются для них все халифы суннитов после Али, вплоть до нынешнего и многими суннитами не признаваемого вождя ИГИЛ (организация, запрещенная на территории РФ) — Абу-Бакра аль Багдади. Так что раскол глубок.

Разумеется, на уровне мистиков, и суннитских, и шиитских, никакой вражды друг к другу нет. Мистики понимают, что пути разные, веры разные, но они видят одни высшие ценности, одни цели и в общем-то уважают друг друга: «Кто отшельник, кто мусульманин, кто шиит — почитатель имамов, но все они принадлежат к одному племени, племени людей», — гласит древняя поговорка Востока.

Но политики — всегда политики. И сила политика заключается в том, чтобы каким-то образом рекрутировать, как сейчас любят говорить политологи, себе сторонников. Конечно, это могут быть родственники, но их мало; это могут быть вассалы, но и их мало; нужны какие-то большие совокупности. Какие это совокупности? В первую очередь, конечно, религиозные. Потом появились национальные общности, этнические, расовые, социальные, классовые. Но эти разделения стали значимыми намного позже, в лучшем случае в конце XVIII века. А религиозные разделения весьма древние. Столкнуть адептов разных традиций, разделить их по принципу: свой-чужой, сверхчеловек-недочеловек, праведный-неправедный, ангел-свинья — для политика милое дело. Тогда при некотором умении и даре за тобой пойдут миллионы совершенно незнакомых тебе лично людей.

Тем более религиозные общности — это самое сильное, это то, что обнимает человека целиком. Когда призывают людей объединяться на уровне социальном, или классовом, или национальном, тогда многое в религии противоречит этим призывам. Для мусульман это вообще невозможная вещь, потому что все, что не в Боге, — это уклонение, это ширк, это ересь. И национализм, и социализм — это ересь для правоверного мусульманина, да, по большому счету, и для христианина.

И еще одно. Все движения, кроме религиозных, не обнимают человека целиком и не дают ему вечности. Да, здесь ты решаешь какие-то национальные проблемы, социальные проблемы, а как же с вечностью? Обычно все эти националистические и социалистические движения в плохих отношениях с религией и, значит, с вечностью. И поэтому эти движения оказались сравнительно слабыми. Два века, помутив мир, собрав свою жатву в виде десятков, если не сотен миллионов жизней погибших и пострадавших людей, они, в общем, более-менее сейчас ослабли. А на их место пришла опять извечная религиозная идентификация как главная политическая сила для рекрутирования сторонников. В этом смысле можно сказать, что 11 сентября 2001 года, когда были обрушены нью-йоркские небоскребы, это начало новой старой эры. Той новой старой эры, когда вновь религия явно и властно для всех стала доминирующим фактором политического процесса, и об этом все заговорили.

И полуторатысячелетняя распря шиитов и суннитов тоже сбросила свои модные идеологические покрывала и предстала в первозданном облике конфликта, в котором вожди используют религиозную идентификацию людей как главное средство политического рекрутирования. И хотя соотношение суннитов и шиитов в мире совсем не равное — суннитов среди мусульман 83%, а шиитов, соответственно, около 17%, на Переднем Востоке их силы сравнимы — огромный мощный Иран, большая часть Ирака (2/3 населения примерно — это шииты), Азербайджан, Бахрейн, Йемен, большие группы шиитов в Ливане, меньше в Сирии. В Афганистане и в Саудовской Аравии около 15% населения — шииты.

Но вернемся в Сирию, в созданное французами в 1919 году Государство алавитов. Кто такие алавиты? Сами алавиты говорят, что они — обычные шииты, такие же, как в Иране. Но это — абсолютная неправда. И надо сказать, что эта абсолютная неправда религиозно обусловлена. Дело в том, что все шииты применяют к себе такую категорию, как «такиях» — сокрытие истинной своей веры. Часто бывшие в меньшинстве, гонимые, они приспособились к тому, что иногда приходится скрывать свою истинную веру. И алавиты публично говорят не то, что есть на самом деле. Уже в 1973 году Совет 80 алавитских шейхов объявил, что они такие же шииты-двунадесятники, почитающие 12 имамов, как и все основные шииты, как шииты Ирана, как шииты Ливана, «а все, что еще приписывают нам, далеко от истины и придумано нашими врагами и врагами Аллаха».

Но на самом деле все совсем не так просто. Когда в конце 1960‑х годов Сами Джунди, сам шиит-исмаилит, министр информации у диктатора Сирии алавита генерала Салаха Джадида, предложил опубликовать священные книги алавитов — и тогда все поймут, что алавиты действительно нормальные шииты (а книги эти никогда не публиковались, и религиоведы спорят: одни говорят, что они есть, другие говорят, что их вовсе нет), всесильный военный диктатор Джадид ответил, что если он это сделает, «меня наши шейхи разорвут на части».

Но кто же такие алавиты? Алавиты — это те же арабы, но исповедующие особую религию, которая объединила в себе элементы ислама, христианства и очень ранних дохристианских верований арамейского населения Сирии. Важнейшим моментом, который делает эту религию абсолютно невозможной ни для суннитов, ни для шиитов, является Учение о вратах.

Признавая, как и двунадесятники, 12 имамов, алавиты говорят, что с каждым из них общаться можно только через особого человека, у каждого из этих имамов есть свои врата — баб по-арабски. И только через такого человека-врата можно обращаться к имаму. Бабом самого Али является Салман аль-Фариси. Основателем же этого религиозного движения является последний баб Абу Шуайб Мухаммад ибн Нусайр — это баб 11‑го имама аль Хасана аль Аскари, умершего в 874 году. По его имени мусульмане часто именуют алавитов нусайритами (поскольку самоназвание «алавиты» происходит от имени халифа Али, и мусульманам такое спряжение с «сектантами» кажется оскорбительным). У 12‑го «скрытого имама» своего баба нет. Мухаммад ибн Нусайр помогает верующим общаться и с 12‑м имамом.

Символ веры алавитов звучит так: «Верую и исповедую, что нет иного Бога, кроме Али ибн Абу Талиба, достопоклоняемого (аль мабуд), нет иного покрова (хиджаб), кроме Мухаммеда достохвального (аль махмуд), и нет иных врат (баб), кроме Салмана аль Фариси, предопределенного (аль максуд)».

Во‑первых, это прямое обожествление человека, чего, конечно, ни один нормальный шиит себе не позволяет. Во‑вторых, это — Троица. И они прямо говорят о Троице, о том, что Али — это сущность, Мухаммед — это имя, а Салман Аль-Фариси — это врата. Это, конечно, калька с христианства. Христос, с точки зрения мусульман, человек. А главный догмат ислама, который разделяют все мусульмане, — это догмат божественного единства, таухид. У алавитов очевидное нарушение этого догмата и, следовательно, многобожие, с точки зрения мусульман. Кроме того, алавиты верят в переселение души после смерти в иное тело. И только у алавитов это новое тело человеческое. Мусульмане же по их представлениям становятся ослами, христиане — свиньями, а евреи — обезьянами.

Что касается обрядов, то средневековые путешественники, сунниты, которые описывали алавитов в XIV веке (Ахмад ибн Таймия, Ибн Батута), в один голос говорят, что они не признают никаких мусульманских постов, ограничений и омовений, что они почитают Христа, апостолов, многих христианских мучеников, и в дни праздников мучеников именуют себя их именами, что они творят ночные мессы, на которых они причащаются вином и читают Евангелие, что они имеют два уровня посвящения: посвященные — хасса и простолюдины — амма, а женщины вообще не могут участвовать в их религиозных действиях ни в каком виде. Что они почитают Солнце, Луну и звезды, также и связывают их с Христом и Мухаммедом. Мухаммеда именуют Солнцем.

Очевидно, что это никакой не ислам. Французский ученый Жак Велерс, посвятивший в 1940‑е несколько фундаментальных книг алавитам, считал их верования «деформацией принесенного крестоносцами или раннего христианства, соединенного с пережитками древнего язычества». Эти люди именно потому, что они не мусульмане, не христиане, не иудеи, не имели своего миллета, то есть своей официальной религиозной общины в Османской империи, они были гонимы, их несколько раз хотели уничтожить полностью. И не уничтожали только потому, что если их уничтожить, кто бы обрабатывал в Латакии земли? А земля принадлежала богатым суннитским и православным землевладельцам, и они просили султанов оставить алавитов в покое.

Алавиты были очень бедными людьми, это были самые низы общества, они никогда не могли даже налог собрать. Они продавали своих дочерей для самого непотребного бизнеса в города еще в османское время, сами нанимались рабами на время, а то и на всю жизнь, чтобы просто иметь пропитание. Это было нищее земледельческое сословие, и даже их шейхи были людьми сравнительно бедными. Бедные, да еще иноверцы, да еще и язычники. Их называли кафирами и мушрикунами, то есть неверными и многобожниками. Они были презираемы и суннитами, и христианами. Они жили веками в этом жалком состоянии, но хранили свою веру. Ибн Батута говорит, что суннитские халифы заставили их построить мечети, но они в них делают стойла для своего скота.

Когда началось арабское национальное возрождение, наиболее образованные алавиты мечтали, что они, арабы по языку, станут равными суннитам и арабам-христианам. Но очень быстро они поняли, что богатые сунниты, их господа-землевладельцы, как презирали, так и продолжают гнушаться ими. И тут пришли французы. И если для арабов‑суннитов французы были обманщиками, подлецами и захватчиками, то для алавитов французская оккупационная администрация генерала Гуро была принята как манна небесная.

Сунниты практически полностью отказались сотрудничать с оккупационной администрацией, а алавиты, наоборот, с готовностью на это пошли. И французы в благодарность создали в Латакии Алавитское государство, в котором алавиты составили 2/3 населения. И во всей Сирии в войска, в местные, туземные сирийские войска, так называемые Troupes Spciales du Levant, набирались в основном именно алавиты. Другие, например, друзы, — тоже очень своеобразная религиозная группа, они себя считают отдельной религией, хотя у них есть отдаленные связи с шиизмом, — подняли в 1925 году восстание против французов, и их, естественно, в армию не брали. А вот алавиты никаких восстаний не поднимали, и их брали с удовольствием. Потом оказалось, еще когда алавиты не были у власти, в независимой Сирии в 1955 году, что алавиты, насчитывая 8 — максимум 11% населения Сирии, составляют 65% унтер-офицерского состава сирийской армии и более половины офицеров (57%). Их охотно брали в сирийскую армию потому, что они прошли современную военную выучку во французских туземных частях, а сами они охотно шли в военные школы, так как не имели денег учиться на гражданские профессии, а военное образование было за счет государства.

Андрей Зубов
доктор исторических наук

ВИДЕО-версия лекции

Окончание - в ближайщее время

Допекли

Posted: 20 Oct 2015 05:02 AM PDT

Авторитетный коммерсант из «Единой России» устроил бойню в Красногорске.


Кадр оперативной съемки

Красногорск словно окунулся в 90-е, когда каждую неделю пачками отстреливали бандитов и коммерсантов. Правда, сейчас жертвами бойни стали чиновники, а в роли киллера выступил дружественный им авторитетный коммерсант Амиран Георгадзе по прозвищу Амиранчик.

О мотивах громкого расстрела можно гадать сколько угодно, пока ясно одно: на кону стоят большие деньги, а в большинстве случаев взаимоотношения чиновников и крупных застройщиков носят непрозрачный, а порой и коррупционный характер.

По версии следствия, Амиран Георгадзе сначала устроил засаду у дома главы Красногорска Бориса Рассказова в коттеджном поселке «Кристалл Истра». Проезжавший мимо скутерист заметил Амирана, после чего убийца расстрелял свидетеля.

Через час киллер вошел в здание Красногорской администрации и поднялся в кабинет № 112 первого заместителя главы района Юрия Караулова. Следом пришел руководитель «Красногорских электросетей» Георгий Котляренко. По словам секретарши, сначала из кабинета была слышна громкая речь, а затем прозвучали выстрелы. Выйдя из здания, Амиранчик сел в свой «Лэнд Ровер» с титульными госномерами «777» и исчез в неизвестном направлении.

В Красногорске полиция объявила план «Вулкан», взяла под усиленную охрану главу района Бориса Рассказова, а спецназ МВД оцепил коттеджный поселок «Третья охота», где находится особняк Георгадзе.

«Весь личный состав подмосковной полиции поднят по тревоге, — заявили в подмосковной полиции. — Полиция обращается к жителям деревни Тимошкино и поселка «Третья охота» с убедительной просьбой не покидать в ближайшее время свои дома».

Поздно ночью к следователям вместе с адвокатом явился личный водитель-охранник стрелка Шота Элизбарашвили, которого подозревают в пособничестве.

…Амиран Георгадзе родился в селе Кведа-Сазано Зестафонского района Грузинской ССР. Отслужив срочную службу в подмосковном Нахабине, устроился работать барменом в местную забегаловку, потом сошелся с осетинскими авторитетами, поставляющими паленую водку в столичный регион. Паленка хранилась в Красногорске на складе ЗАО «Понто», где директором числился Георгадзе.

В 1999 году, в самый разгар водочных войн между осетинскими и грузинскими ворами в законе, на склад Георгадзе наведались сотрудники УЭП ГУВД по Московской области и изъяли 6720 бутылок водки «Ферейн» и «Золотая подкова» с поддельными акцизными марками. Однако вскоре хозяину удалось вернуть часть продукции, а другую  через свои фирмы будто бы реализовали «экспроприаторы» в погонах.

По оперативным данным, в то время силовую поддержку Амирану якобы оказывал вор в законе Давид Мелкадзе (Дато Потийский), имевший офис на ул. Карбышева в Красногорске. Но со временем Дато отошел от криминала и занялся вполне легальным бизнесом, пока его не расстреляли в прошлом году при входе в магазин «Леруа Мерлен».

Как рассказал знакомый оперативник, «Амиранчик уже тогда открывал ногой кабинеты чиновников и нашего руководства, и весь Красногорск плясал под его дудку».

Потом в активе Амирана появились игровые клубы, торговые фирмы и строительные компании, он стал членом городского политсовета «Единой России», Торгово-промышленной палаты по Московской области и спонсором волейбольного клуба. Особенно теневому хозяину Красногорска подфартило в период губернаторства Бориса Громова, когда его бизнес-структуры удивительным образом выигрывали тендеры на жилищное строительство или получали лакомые земельные участки.


Караулов и Георгадзе. Кадр Первого канала

К примеру, компания Георгадзе «Мякининское поречье» застраивала многоквартирными домами Павшино, Нахабино, Новую Опалиху и построила Красногорский горнолыжный комплекс. Помимо прочего были проекты по строительству элитных коттеджных поселков и жилого комплекса «Грин таун» на Новорижском шоссе.

Пруха закончилась, когда в Подмосковье пришла новая команда во главе с губернатором Андреем Воробьевым, который отдает предпочтение другим застройщикам и девелопментским проектам. А тут еще подоспел финансовый кризис, и бизнес Георгадзе, по некоторым подсчетам, просел на 40%.

Разумеется, местные чиновники и силовики разом отвернулись от своего благодетеля, а прокуратура неожиданно услышала жалобы местных жителей и начала проводить многочисленные проверки компаний Амирана. «Амиран их поднял и вывел в люди, а они его кинули», — написал на своей страничке в интернете один из родственников Георгадзе.

По одной из версий, год назад красногорский стрелок взял многомиллионный кредит на строительство, но чиновники якобы потребовали откат и собирались заморозить проект. В конце концов, Амиран решился на громкое убийство.

Впрочем, выяснилось, что до визита в администрацию Красногорска Амиран успел расправиться со своим давним компаньоном по водочному бизнесу Тристаном Закаидзе, тело которого обнаружили в доме стрелка. В свое время погибший работал кассиром в «Метрострое», и в отношении него земляки совершили квартирный разбой, а затем стали вымогать деньги. Выручил Амиран, и с тех пор они стали друзьями.

Чем бы дело ни закончилось, бизнес-империя Георгадзе, скорее всего, достанется его сыну Нодари — большому любителю бильярда и дорогих иномарок.

Остается добавить, что в 2012 году похожий случай произошел в подмосковном Чехове, где местные чиновники долго мурыжили крупную строительную фирму. Дело закончилось тем, что в дом заместителя главы Чеховского района Владимира Федосова заявились бандиты и забили его насмерть.

Сергей Канев
Криминальный репортер



Тем временем:

Губернатор Подмосковья Андрей Воробьев и находящийся под усиленной защитой МВД глава Красногорского района Борис Рассказов выразили соболезнования родным, близким и коллегам Юрия Караулова и Георгия Котляренко, «в связи с их трагической гибелью в результате вооруженного нападения на администрацию Красногорского района. Юрий Валентинович и Георгий Степанович пользовались заслуженным уважением коллег, обладали высоким профессионализмом и искренней поддержкой жителей Красногорского района».

Минюст ответил Кадырову на предложение вернуть смертную казнь

Posted: 20 Oct 2015 03:01 AM PDT

Решение Конституционного суда Российской Федерации о невозможности назначения или исполнения наказаний в виде смертной казни окончательное и пересмотру не подлежит. Об этом в ответ на запрос Интерфакса сообщила пресс-служба Министерства юстиции. Запрос агентства был вызван предложениями главы Чечни Рамзана Кадырова по возвращению смертной казни для террористов.

«Снятие временного запрета на смертную казнь только по отношению к определенной группе осужденных <...> противоречит конституционному принципу равенства всех перед законом и судом», — говорится в ответе ведомства.

Процесс отмены смертной казни в Минюсте назвали необратимым.

Глава Чечни Рамзан Кадыров призвал ввести смертную казнь для террористов в беседе с корреспондентом «России 24» 16 октября. По его словам, скорейший уход террористов из жизни приведет к порядку, а содержать их в тюрьмах опасно, так как там они вербуют себе сторонников.

Смертная казнь была отменена в России в 1996 году после подписания президентом Борисом Ельциным указа «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы».

Война кончилась…

Posted: 20 Oct 2015 02:33 AM PDT

Очень хочется верить, что война действительно кончилась. Что больше не будет жертв, в том числе мирных жителей Донбасса. Как выглядела эта война с украинской стороны, мы знаем плохо. Корреспонденты «Новой» работали в основном по другую сторону фронта. А здесь, в предлагаемом документальном тексте, все – глазами одного мирного жителя и одного независимого корреспондента.

Книга нашего коллеги Сергея Лойко «Аэропорт» уже стала бестселлером на Украине. Автор предоставил «Новой» главу из своей книги и фото ее героев.

Сергей ЛОЙКО. Водила

Троллейбус, который идет на восток.
Троллейбус, который идет...
Виктор Цой

9  октября 2014 года. Пески        

Александр Сергеевич не заметил, как заснул, и не понял, где проснулся. Понял только, что жив. Пока. Потолок подвала ходил ходуном, сотрясаясь вместе с землей. На голову сыпался сухой дождь из пыли.

Сначала он подумал, что у него так бьется сердце. Потом понял, что это разрывы снарядов наверху. Он осветил телефоном подвал и начал потихоньку вспоминать. «Ах, где был я вчера, не  найти, хоть убей...» Александр Сергеевич не был с похмелья. Он  не пил вчера. Он вообще вел трезвый образ жизни. Из-за работы  в том числе.

Бывший инженер на Днепропетровском машиностроительном заводе, он уже пятнадцать лет сидел за баранкой. Сначала работал таксистом, а последние пять лет развозил свадьбы и похороны на микроавтобусе «Мерседес», который он холил и лелеял, хоть тот и не был его собственностью, а принадлежал частной транспортной конторе «Поехали».

Выпивал Александр Сергеевич, если это можно назвать выпивкой, раз в неделю, в субботу вечером, перед выходным. И только пару бутылок «Львовского» (пива). И только если в воскресенье не работал.

К выпивке, в отличие от всех его родных и знакомых, давно не тянуло. Пятидесятичетырехлетний водила «отпил свое» после армии, когда года два валял дурака, вернувшись из Афгана и доказывая всем, что он герой и за них кровь проливал. Так бы и спился окончательно, если бы не встретил женщину своей судьбы, Надю. С ней он и жил до сих пор душа в душу, воспитывая сначала дочку и сына, а теперь уже трех внуков по выходным и праздникам. Жизнь удалась.

Кроме Надюши была у него в жизни еще одна пламенная страсть — рыбалка. Ловил рыбу каждую субботу, независимо от сезона и погоды. Было время, когда он даже собственные крючки для рыбалки вытачивал, не говоря уже о грузилах и поплавках. Он, как никто другой, знал все до единого рыбацкие места в округе.

Начало октября в их краях выдалось теплым и солнечным. До сумасшедшего рыбацкого кайфа на зыбком первом льду было еще далеко, и он мечтал просто расслабиться в последних теплых солнечных лучах. Просто «на поплавок посмотреть». Надюша уже все собрала в дорогу — поесть и попить, и ждала его в пятницу вечером у телевизора.

Работа в этот день выдалась непыльная. Отвезти отделение солдат на войну. Всего-то и делов. И не в Пандшер какой-нибудь треклятый или Саланг, а в Красноармейск, три часа пути от Днепра, как все здесь называли их большой, красивый, хоть и давно стагнирующий индустриальный город.

Солдаты грузились у здания областной администрации. Выносили оттуда свои огромные, с них ростом, рюкзаки, оружие, автоматы, пулеметы и гранатометы, цинки с патронами, ящики с гранатами и т.д. Их было двенадцать человек. Все, кроме одного, были в новеньком камуфляже, без знаков отличия, с желтой изолентой на рукаве. Все были в бронежилетах, даже тот один гражданский, седоволосый грустный мужик лет пятидесяти пяти, если не шестидесяти.

К черному бронику у него была пристегнута синяя каска. На шее висели две огромные камеры, которыми он и снимал с разных ракурсов посадку в автобус. А чуть ранее — двух заплаканных женщин, внимательно читавших вывешенные в вестибюле здания распечатанные списки из тысячи фамилий: убитых и пропавших без вести.

До этого Александр видел много фотографов на свадьбах и похоронах. Но этот печальный фотограф с ввалившимися небритыми, а потому серебристыми щеками, с усами и бородой, отличался от тех, кого он видел за работой раньше. И не потому, что он был в бронике и каске, а потому, что делал свою работу спокойно и почти незаметно, словно его здесь и не было. А если и был, то являл собой просто составную часть улицы, автобуса.

— Ну что, по коням? — бодро произнес невысокий сухопарый военный, когда все, выкурив при погрузке по пачке сигарет каждый, были уже в автобусе.

Водитель «Мерседеса» был единственным в автобусе, у кого не было при себе ни каски, ни броника, не говоря уже об оружии. А зачем? День теплый. К вечеру он вернется. Солдаты выйдут в Красноармейске, последнем мирном городе перед Песками, Водяным и Краснокаменским аэропортом, где проходила линия фронта, и отправятся дальше своим ходом на БТРе на свою войну.

Именно на свою, потому что, по крайней мере по эту сторону Днепра, в самом Днепропетровске и особенно в Киеве, никакой войны не чувствовалось вообще. Словно ее и не было в помине. Дети ходили в свои садики и школы, студенты в свои университеты, взрослые на свою работу, пожилые сидели в тихих двориках или у подъездов, просвечивая своим рентгеном всех входящих и выходящих из подъездов, а также проходящих мимо.

Улицы были забиты сигналящими друг другу машинами, рестораны и кафешки заполнены толпами более или менее молодых людей, театры и филармонии ломились от кашляющих женщин с биноклями, с прическами и без.

И только солдаты ехали на свою войну, будто эта размеренная, а порой неугомонная и шумная жизнь сама выдавливала их из себя, как нежелательные, лишние элементы. И забывала о них тотчас, как только последняя женщина переставала глядеть «из-под руки  в затылки эти круглые»…

Вечерами по телеку скучный, застегнутый на все пуговицы штабной офицер с пустыми холодными глазами и с таким же безучастным голосом косноязычно читал по бумажке сухие цифры потерь, коверкая украинский язык. Потом какой-нибудь политик повторял в сотый раз заклинание про «гибридную» войну и агрессию. А потом орала реклама, сменяемая сериалом про ментов и бандитов, которых не отличить друг от друга, ток-шоу про свободу меньшинств и снова той же самой или другой рекламой.

Люди не хотели войны. Они хотели жить. И жили. Солдаты тоже хотели жить. И умирали.

А пока что они ехали на войну в микроавтобусе «Мерседес», за рулем которого сидел Александр Сергеевич. В автобусе было тихо. Ехали молча. Никому не хотелось разговаривать. Они даже не смотрели в окно. Каждый смотрел внутрь себя.


В том самом автобусе

Уже затемно они доехали до Красноармейска. Стали ждать бронетранспортер. Стояли на обочине, курили в кулачок, переговаривались вполголоса, словно уже были на передовой. У каждого из них это была далеко не первая ходка на войну.

На окраине Красноармейска в домах горел свет, слышны были звуки телевизора, чье-то нестройное пение. А впереди была непролазная ночь. Там были поселки, деревни и города, но не было ни света, и ни жизни больше никакой не было. Одна кромешная тьма войны. Солдаты стояли между светом и тьмой, как древние викинги на берегу океана. Куда вынесет их волна? Все ли вернутся домой? В самой глубине черной дыры видны были короткие всполохи. Еще беззвучные.

— Все в автобус, — резко сказал командир.

— Разгружаемся? — поинтересовался кто-то.

— Нет. Все в автобус!

Александр Сергеевич, в футболке с короткими рукавами, тонкой летней жилетке, легких брюках и таких же легких, но хорошо нагуталиненных ботинках, стоял вместе с бойцами, и его уже пробирал холод октябрьской ночи. Он был рад вернуться в теплую кабину. Сейчас придет транспорт, увезет бойцов. Он позвонит жене, чтоб не беспокоилась, выпьет чайку из термоса, закусит пирожком и поедет домой.

В этот момент пассажирская дверь распахнулась так, будто кто-то хотел сорвать ее с петель. В облаке перегара и порохового дыма на сиденье рядом с ним бухнулся военный в грязном рваном камуфляже, в бронике и без каски. В разгрузке поверх броника у него громыхал весь арсенал армии Берега Слоновой Кости. Волосы были всклокочены и торчали во все стороны, как у дикаря.

— Значит, так, — начал пришелец, и весь автобус наполнился дымным перегаром. — Отсюда переходите под мою команду. Обстановка боевая. Оружие к бою. Я капитан спецназа, позывной «Дикарь»! Здравствуй, дядя, Новый год! — обернулся он к водителю. — Слушать сюда! Едем без света. Выполнять только мои команды. Одно неверное движение, и мы все — двухсотые. Добро пожаловать в ад! Поехали!

Александр Сергеевич не понял, как так получилось, но он завел движок и без слов тронулся с места.

— Прямо сто метров, потом бери левей чуть-чуть, — орал команды спецназовец. — Прибавь газу, дядя! На такой скорости нам  всем трындец! Сейчас через пятьдесят метров будет сгоревший танк. Нам бы в него не впилиться!

На улице, в кромешной темноте — близкие звуки пулеметной и автоматной стрельбы.

— Все на пол, блин! – спецназовец кричит в салон и сам вжимается в сиденье. — Сейчас мертвая зона — двести метров. Если обнаружат, всем кранты!

Все в салоне падают друга на друга, бряцая оружием и матерясь. Алексей остается сидеть. Он пытается снять эту картинку. Автобус трясет. Стрельба все ближе. Темень жуткая. Треск разбитого стекла. Холодный ветер свистит внутри. На плечи и на голову сбоку сыплются осколки. Попали.

— Еще пятьдесят метров! — орет Дикарь. — Давай, давай, дядя!

Лопается еще одно стекло. Автобус въезжает в Пески.

— Стоп, машина, — кричит спецназовец и сразу — в салон. — Трехсотые есть?

Молчание.

— Нет. Отлично. Теперь мы прикрыты домами. Включай габариты, дядя.

Ветер в салоне стих. Слышно, как дышат солдаты.

— Это не съемка, а… хреновина какая-то, — шепчет Алексей. — Ну, правда, ни… хрена не видно.

На войне иной раз вырывается больше матерных слов в секунду, чем за месяц, за год мирной жизни. А у кого и за всю жизнь.

«Неужели это дерьмо так крепко сидит внутри и вылезает, когда хорошенько нажмут? — спрашивает себя Алексей. — Качество жизни диктует культуру общения».

По команде Дикаря автобус снова трогается. Габаритные огни выхватывают силуэты танков и бронемашин, прячущихся за домами. Нигде нет света. Неподалеку падают мины. Одна за другой. Алексей насчитывает семь близких разрывов, которые освещают улицу и большой полуразрушенный дом впереди.

— За этой руиной встаем на якорь до утра, — спокойно говорит спецназовец. Похоже, он уже протрезвел. — Выходим, выгружаемся. БК оставляем внутри до утра. Нам еще двести метров идти. По моей команде. Идем друг за другом, шаг в шаг. Дистанция — метр.

Когда все выгрузились и навьючили на себя все, что можно, Дикарь подходит к окну водителя и говорит негромко, но жестко:

— А тебе, дядя, особое приглашение? Ты хочешь здесь в железной могиле остаться?

Александр Сергеевич достает НЗ — пачку сигарет из бардачка (другая — в  кармане) — и в темноте  пристраивается последним к группе, забыв в автобусе сумочку с термосом и пирожками. Спецназовец ведет шеренгу по грязи, которой местами по колено. Чего-чего на войне в избытке, так это грязи, словно ее специально завозят сюда невидимые грузовики, пока солдаты воюют.

Вот Дикарь довел их до какого-то перекрестка. Ждет, пока все подтянутся.

— Значит, так. Перебегаем улицу по одному. Улица вся простреливается. На другой стороне второй дом слева — ваш. Располагайтесь, кто как может, до утра. Утром будет хавчик и будет поставлена задача. Вопросы есть?

Вопросов нет. Пока друг за другом перебегают то, что называется улицей, а на самом деле селевой поток грязи, рядом падают четыре мины. Загорается крыша дома справа. Становится светлей и понятней, куда идти.

— Сепары освещают нам путь, — шутит один из солдат.

В доме, куда в конце концов добрались на ночлег, в четырех комнатах уже спят или просто валяются без сил человек десять. «Легко» размещаются еще десять. В темноте расстилают на полу карематы. Зажгли на всех один налобный фонарик. Ночью и в доме свет заметен. Валятся кто куда. Кто-то сразу начинает храпеть. Бывалый. За окнами в саду и на соседних участках одна за другой рвутся мины. Попади такая в дом, и братская могилка готова.

— Восьмидесятка, фигня, — комментирует кто-то. — О, а это уже серьезно — сто пятьдесят два миллиметра — гаубица, не хрен собачий.

Алексею и водителю выделяют подвал, в котором уже спят, похрапывая, три человека. Алексей включает свой фонарик, отстегивает от рюкзака коврик, стелет его в углу. Достает спальник. Протягивает его водителю. Тот сначала отказывается, потом соглашается принять. У Алексея свитер и брюки теплые. У Александра Сергеевича вообще ничего теплого нет. На полу находят еще один коврик, укладываются. Обстрел прекратился.

Проснулся Александр Сергеевич так же неожиданно, как и уснул. От холода. Встал, походил по подвалу, перешагивая через тела. Привык к темноте. Нашел лестницу. Поднялся в дом, внутри которого гораздо теплее, но мало кислорода. Стараясь никого не разбудить, вышел на улицу, чтобы подышать… дымом своей сигареты.

Вспомнил про Надю, про то, что собирался вечером вернуться, про рыбалку. Поспешно достал телефон. Зоны покрытия нет. Зарядка в автобусе. Как его сейчас найти и где? Как он вообще по такой грязи сюда добрался? Вот что значит немецкое качество, подумал он и ужаснулся, вспомнив про простреленные окна. Кто будет ремонтировать? За чей счет? «На войне был? — спросят. — А кто тебя туда посылал, мил человек?»

В самом деле? Почему он поехал? Почему согласился? Ведь не испугался же он, в конце концов, этого похмельного Дикаря. Клиенты разные на его веку попадались. Пострашнее капитана. Так почему поехал? Нет ответа.

Александр бросает окурок на землю, обхватывает плечи руками, чтобы согреться, спускается с крыльца и идет по нужде вглубь сада. Отходит метров на тридцать между здорово посеченными осколками яблонями и грушами. Светает.

— Стоп, мужик! — истошный крик сзади. — Не шевелись!

К нему бежит какой-то рыжий солдат лет тридцати, без каски, без оружия, с перевязанной кистью правой руки. Добежал, обдал водителя перегаром, отодвинул его рукой назад и показал ему на провод на уровне лодыжки, между двумя яблоневыми стволами.

— Растяжка, дядя! — переводя дыхание, говорит рыжий. — Еще бы шаг — и все. Аля-улю. Мы тут поставили парочку против нежданчиков с фланга. Вон в той лесополосе сепары.

Рыжий указывает рукой на черную линию деревьев почти на горизонте. В рассветных сумерках кажется, что далеко, а на самом деле — всего километр. На главной улице, которую ночью перебегали, вдруг начинается автоматная стрельба. Взрываются подряд несколько гранат.

— Пока, дядя, — кричит рыжий, — береги себя тут.

Он бежит назад к дому, даже не поинтересовавшись, что вообще безоружный штатский здесь делает и кто он такой.

С трудом отлив (попробуйте пописать под обстрелом), водитель направляется назад к дому, из окон и дверей которого выскакивают вооруженные кто чем солдаты и бегут на улицу, за рыжим.

Александр возвращается в дом, чтобы спросить у кого-нибудь, что дальше, как ему быть, где его автобус. В доме уже никого нет. Повсюду разбросаны коврики, рюкзаки, сапоги, ботинки, носки, открытые и закрытые консервные банки, бутылки и бутыли, пустые  и с водой, газовые горелки, цинки с патронами разного калибра, коробки с гранатами, парочка автоматов и гранатометов. В углу одной из комнат — канистра с бензином для генератора. Мебели почти нет, пошла на обогрев, как дрова (все комнаты соединены массивной дровяной печкой). В крыше над одной из комнат зияет громадная дыра. Хорошо, что ночью дождя не было. Над всем этим бедламом возвышается черный телевизор с пулевым отверстием посреди экрана.

На улице идет настоящий бой. Александр в свое время отслужил срочную от звонка до звонка, сначала год в десантной учебке в Рязани, рядовым и сержантом. А потом еще год в Афгане, в Пандшере, был пулеметчиком на настоящей войне против самого пандшерского льва — Ахмад Шаха Масуда. То есть ощущения знакомые, но не из приятных.

Стрельба немного стихла. Слышны только одиночные. И то не близко. Александр осторожно выходит на улицу, чтобы посмотреть, где его автобус. Рыжий надел каску. Лежит в укрытии прямо на улице. Перед ним дымится пулемет.

«Да это ж родной «дегтярь»! Вот уж не думал встретить», — удивляется Александр.

У него был такой же в армии, но и тогда, в 80-х, уже был устаревшей моделью, все-таки с 40-х годов машинка. Скорострельность так себе — сто пятьдесят выстрелов в минуту. Если не дать остыть вовремя, то перегрев ствола наступает после трехсот выстрелов — приходят к Александру из глубин памяти воспоминания. В Афгане его «дегтярев», бывало, перегревался так, что можно было на нем яичницу жарить. И у рыжего, похоже, уже перегрелся. Вокруг середины ствола облако то ли дыма, то ли пара.

— Щас опять попрут, — кричит рыжий водителю, — вон их танчик крутится.

За спиной рыжего стоит украинский танк Т-64. Без движения. И, похоже, без команды.

— Движок накрылся, — глядя на него, продолжает пулеметчик.

— Но сепары не знают. Пусть думают, что у нас танк есть. Вообще-то было два, но первый еще на прошлой неделе сожгли, там, в конце деревни.

Рыжий неопределенно показывает рукой куда-то вдаль, водит стволом слева направо, не поднимаясь.

В воздухе характерный свист, пули пролетают над головой рыжего. Стреляют уже метров с трехсот. Прямо с середины поля за поселком. А это почти ближний бой. Скоро рукопашную ждать, а у Александра даже саперной лопатки нету. Он устало присаживается  на колено, глохнет от звука пулеметной стрельбы. Это рыжий снова начинает «работать».

— Вот они, вот они, падлы сепарские, — кричит рыжий, не отрываясь от пулемета. Потом резко поворачивается к водителю: — Дядя, помоги!

Нет, он не ранен. В магазине закончились ленты (две ленты по пятьдесят патронов калибра 7,62 на магазин).

— Вон у забора, у кольца бетонного, видишь пару магазинов, — кричит возбужденный пулеметчик. — Поднеси мне хотя бы один.

Пулеметчик спас ему жизнь, там, в саду. Как не помочь? Александр с трудом поднимает оба снаряженных уже магазина (двести патронов, по сто в каждом, в таком плотном бою — пять минут, если с передыхом), бежит к рыжему, пригнувшись, и падает рядом с ним на кучу еще теплых гильз. Перед ними бетонная строительная плита с форточным отверстием сбоку. В него и выставлено дуло пулемета.

— Спасибо, друг, — не оглядываясь, говорит рыжий. — Меня Ваня зовут, позывной «Рыжий».

— Меня Саша, — автоматически отвечает водитель. — Просто Саша. Без позывного.

В Афгане у него был позывной — «Хохол». Но он его не назвал. Над головой свистят пули. Пули стучат по бетону перед ними. Ваня не перестает стрелять.

Когда он, наконец, останавливается, Саша на секунду выглядывает через плечо рыжего в окошечко. Никого там не видно. В середине поля поднимается дым. Саша ложится спиной на сотни гильз, смотрит в серое небо.

— Что у вас за война здесь такая, что хрен поймешь? — говорит он.

— Позиционная называется, — отвечает рыжий. — Стреляем друг в друга здесь уже пару месяцев. Но у них «арта» серьезно прибавила за последнее время. Стодвадцатки, САУ, «Град»...

«Так, а какого хрена я здесь делаю? — вдруг с ужасом думает Александр.  — Рыбалку  пропустил,  ладно. Надюша нервничает, разберемся. Но как мне вообще отсюда выбраться? Как в западне, блин. И выхода нет».

Рыжий Ваня пристегивает второй магазин.


Рыжий Ваня

Алексей сидит в окопе на окраине Песок. Сейчас с ним два бойца. Двух уже унесли. Трехсотые, слава богу, — мина рядом упала. В его бронике прямо под шеей торчит осколок. Горячий еще. На излете сверху упал. А то бы ключицу мог сломать.

Чтобы отвлечься, начинает листать на экране камеры снятые за утро фото. Отличный кадр с рыжим пулеметчиком. Рука перевязана. Во рту сигарета. Каска набок сбилась. Пулемет допотопный, весь в дыму. Вокруг море стреляных гильз, на волнах которого и качается пулеметчик в такт своему кайфу. Видно, что он кайфует. Вот боец уронил автомат в грязь. Стоит на коленях, вытирает автомат о разгрузку. Сзади него — спины убегающих бойцов. Они бегут к окопам, под обстрелом, пригнувшись. Боец вполоборота смотрит на них. Он не боится войны. Он боится остаться с ней один на один.

Вот другой боец сидит на дне траншеи, закрыв лицо руками. Между грязных пальцев с угольной шахтой под обкусанными от боли и страха ногтями стекает темная кровь, словно он выжимает ее из лица. Сбоку от него лежит другой раненый. В кадре невозможно услышать, как он стонет, но согнутое колено все как-то пронизано болью. Чистый Спилберг, улыбается Алексей и тут же ловит себя на мысли, что он снял чужую боль и радуется ей, как большой удаче.

— Повезло мужикам, — словно услышав эти мысли и успокаивая его, говорит один из двух оставшихся в окопе бойцов. — У одного сквозное в щеку, у другого — в бедро. Кости не задеты, мозги, сердце, яйца и другие жизненно важные (органы. — Авт.) тоже. А щас поедут домой героями, а ты здесь сиди в этой грязи, пока не подстрелят.

— Вот у меня летом случай на границе был, под Славянском, — вдруг продолжает прерванный разговор другой боец, с позывным «Чижик», который действительно похож на Чижика: круглое детское лицо с длинными ресницами. (Алексей, правда, чижиков никогда в природе не встречал.) — На высотке закрепились человек двадцать наших. А сепары думали, что мы ушли, что там никого... Утро, постирался, форма сохнет, я в шортах... К высотке подъезжает пара микроавтобусов, метров семьсот—восемьсот от нас. Какие-то люди... Подумал, за нами или еду кто-то привез! Все ребята с другой стороны в окопах. Я взял на всякий случай Ф-1, в карман положил и пошел глянуть, кто там... Иду... Подхожу ближе, не могу разобрать, кто в чем, наши или свои?.. Кричу: «Мужики! Я свой, свой!!!» Вижу на одном рясу... Священник! Значит, свои!.. Откуда у сепаров священник? Они, не обращая на меня (в шортах и грязного) внимания, что-то спорят между собой и машут руками. Подхожу ближе, священник поворачивается ко мне лицом... А у него АКМ колорадской (георгиевской. — Авт.) лентой перемотан! Смотрю — и у остальных... В голове мысль: попался, конец мне... Они спрашивают: «Чего тебе?» А я гранатку тихонько так нащупал в кармане, достал осторожно и в ладошке за спину... усики… кольцо. Смеюсь, не знаю, что сказать. И они смеются почему-то. Я гранату им под ноги — и тикать к своим... Взрыв! Падаю и  ползу, что есть мочи, к своим, а надо мной пули — вжик, вжик! Но тут наши из окопов их увидели и пулеметом положили всех. А я вот приполз без единой царапины, разве что локти посбивал!

— Вы водитель автобуса? — спросил Александра высокий военный, лет сорока, в новой отлично подогнанной форме и затянутой каске, когда рыжий и водитель кончили стрелять и уже направились было в дом в поисках «жрачки». — Отлично. Я майор Михайленко, здешний комбат, позывной «Макс». Нам срочно нужно эвакуировать в Первомайск шестерых раненых и двух двухсотых. Вы же все равно должны домой ехать.

— А что ж у вас военной «скорой помощи» нет? — спросил Александр.

— Представьте себе, нет. Если б только этого не было, а тут за что ни возьмись...

— А как же вы раненых эвакуируете?

— Вот так и эвакуируем, с оказией. На чем придется... Бывает, и на велосипеде. А сегодня вот — с вами.

Перебежками майор и водитель добрались до автобуса. Четыре окна разбиты вдребезги, один бок в дырках от осколков. Александр открыл двери. Весь пол в салоне завален битым стеклом. Четверо бойцов внесли раненых и убитых, сами заняли места у разбитых окон и открытой салонной двери с автоматами наперевес. Майор сел рядом с ним в кабину.

Ехать днем было еще опасней, чем ночью. Почти полкилометра по ничейной земле. Как выехали на открытое место, сразу же началась стрельба. Непонятно чья, потому что четверо солдат и двое раненых, что могли стоять, сидеть и стрелять, палили по невидимому врагу без остановки.

Проехали, точнее пролетели мимо сожженного танка. Стрельба прекратилась. Уже через минуту они с размаху влетели в мирную жизнь. По обочине навстречу друг другу шли две бабы — одна с ведрами и коромыслом, другая с козой. Александр был счастлив видеть их, как никого никогда в жизни. Война была в прошлом. Война была позади.

У огромного  знака  «Красноармейск» их  ждали две  городские «скорые помощи». Раненых и убитых быстро перегрузили в них. На  полу в  салоне растекалось  большое свежее  кровавое пятно.

«Видно, кого-то во время перестрелки еще разок полоснуло», — решил Александр.

Майор стал жать ему руку, прощаться, извиняться за задержку. И тут у него заработала рация.

— Слушаю тебя, Цунами, — майор отошел в сторонку. — Хорошо. Плюс, плюс.

Он вернулся к Александру. Выражение его лица с приветливого и благодарного сменилось на грустное и озабоченное. С таким лицом просят в долг денег у нищего...

— Вы, конечно, можете послать нас… и правильно сделаете, – тактично начал майор. — Но там, на самой окраине Песок, там, где мы проезжали, двух гражданских только что подстрелили. Они ехали почти вслед за нами на своей «девятке». Муж и жена, пожилые. Оба ранены. Она тяжело. Транспорта другого щас нет. Что скажете?

— Фиг ли тут говорить, — Александр сел за руль и стал разворачиваться. — Есть, товарищ командир...

Майор остался в Красноармейске, а с Александром поехали четверо солдат с автоматами для прикрытия. Удивительно, но танк проехали без стрельбы. И только потом уже пара снарядов приземлилась где-то за ними, но далеко. В общем, проскочили. На самом въезде в Пески навстречу им мчался БТР с желто-голубым флагом на башне и, не останавливаясь, пронесся мимо, слегка задев бок автобуса.

В начале главной улицы дымилась искореженная красная «девятка». Рядом стояли пятеро военных. Затормозив у «девятки», Александр открыл окно и спросил у солдат, где раненые.

«Увезли вот минуту назад на бэтээре правосеков», — не поворачиваясь, бросил коренастый офицер, без каски, с всклокоченными волосами. Потом вдруг резко обернулся к автобусу. Александр с ужасом узнал в нем Дикаря.

— Дядя! Вот ты-то мне как раз и нужен! — радостно заорал Дикарь.

Алексей шел назад по грязи через Пески. Стрельба и обстрелы прекратились, словно обе стороны по взаимной договоренности приступили к обеду. Дома на окраине села, где проходила линия фронта, стояли полностью разрушенные. Даже деревья были будто спилены осколками. Дальше, вглубь села, разрушений было меньше. Кое-где в стенах и крышах зияли громадные дыры от снарядов и мин. На улице и вокруг домов было полно мусора, как будто жители целый год вываливали его на улицу, перед тем как окончательно уехать. Целых стекол не было ни в одном окне. В редких случаях окна были затянуты целлофаном или тканью. Это означало, что там мог оставаться еще кто-то из гражданских.

Рядом с одним из таких домов он и услышал голоса и детский плач. Калитка была сорвана и валялась на земле. Он вошел во двор и увидел скорбную картину: мальчик лет десяти лежал лицом вниз, рыдал во весь голос и обнимал мертвую собаку, видимо, только что убитую осколком. Рядом стояли мужчина и женщина, оба лет сорока. За ними — старая «Волга» с выбитыми стеклами и вся в дырах от осколков, как решето. Метрах в пяти от них, в саду, еще дымилась в земле большая воронка.

— Вот скажите этим освободителям из Киева, какого хрена они сюда пришли! — сразу начал, завидев камеру, мужчина. — Мы тут жили нормально, никто никого не обижал. Они заняли здесь дома, как позиции. Напьются пьяные, выйдут ночью на улицу, херак из миномета, а те в ответку по ним. Но мы-то здесь тоже живем. Это ж не Курская дуга. Хотят воевать, пусть вон в чистом поле воюют. Зачем здесь?

Жена подняла сына, обняла его и вместе с ним стала рыдать в голос.

— Мы, дураки, остались, думали дом сберечь, барахло сберечь от разграбления, — продолжал мужчина. — Вот дождались. Спасибо вам, ребята! Освободили нас! Спасибо, товарищ президент! Только вот кто за это все заплатит? Кто вернет нам машину, собаку, кто дом отремонтирует?

Дикарь приказал Александру ехать с ними на другой конец села, «искать корректировщика огня».

— Поступил сигнал, — сказал Дикарь. Перегар за ночь не испарился, а только стал еще гуще. — А вот и они, голубчики. Стой, стой!

Александр резко затормозил, и Дикарь с остальными выскочили из автобуса и бросились за двумя сельского вида мужиками (на войне как-то все гражданские приобретают сельский вид), которые скрылись в переулке.

Александр заглушил мотор. Ударил себя ладонью по лбу. Выругался крепко. Он опять забыл позвонить жене! Достал телефон. На последней мигающей палочке, и зоны нет.

Надежда не спала всю ночь. Под утро она стала звонить в милицию, обзванивать больницы и морги. Александра или похожего на него мужчины нигде не было. Это совсем не успокоило ее, а напротив. Она выпила таблетку, включила телевизор, послушала местные новости, выключила. Руки тряслись. По лицу катились слезы. Она вся сразу как-то сжалась и постарела. Она знала, что он повез куда-то каких-то военных, но не знала, кого и куда. Была суббота. Телефон диспетчера в его конторе не отвечал.


Перестрелка под Песками

— Стоять! — Александр услышал голос спецназовца, доносившийся из начала переулка. — На землю! Лицом вниз! Руки за спину! Лежать! Кому сказал!

Дальше он слышал крики, которые не мог разобрать, и стоны, которые разбирать не было нужды.

Через несколько минут обоих мужчин подвели к автобусу. У одного из носа сочилась кровь. У другого расплывался синяк во всю щеку под левым глазом.

Того, что с разбитым носом, с виду постарше, завели в автобус. Александр сидел, не двигаясь и не поворачиваясь. Смотрел в зеркало заднего вида.

— Так, документы у тебя местные, я погляжу, и с собой, а телефон где? — спросил Дикарь. В голосе его задержанный, как бы он ни старался, не смог бы уловить для себя никакой надежды.

— Дома оставил, — ответил парень лет двадцати пяти, сплюнув кровь в лужу крови на полу. — Здесь все равно больше зоны нема.

— Я тебе щас сделаю зону! — заорал Дикарь страшным-престрашным голосом. — На пол, лицом вниз! Небось сбросил, гад. Если щас его найдем, я тебе точно яйца отстрелю, сука! Карась и Шкет! Посмотрите там, в траве, по ходу их движения. Точно, мобильники сбросили, пидарасы! — крикнул Дикарь в разбитое окно автобуса.

Те скоро вернулись и доложили по форме, что подозрительного не обнаружили.

Двое солдат положили задержанного лицом вниз прямо в застывающую на полу лужу крови. Дикарь сел на колено сзади, достал из разгрузки охотничий нож. И так надавил острием на заднюю часть ляжки задержанного, что у того на серой брючине проступила кровь.

Парень застонал, задергал головой. Все его лицо было в крови. Своей и чужой, с пола. Спецназовец убрал нож.

— Короче, мы оставляем ваши документы себе и брата твоего задерживаем, — прорычал Дикарь. — Если к вечеру ты не принесешь нам информацию о корректировщике, ты очень пожалеешь. Мы знаем твой адрес. Мы придем с твоим братом, с тем, что от него останется, к вам в гости. Как понял меня, прием?

— Все понял, понял, — стонал и плевался кровью парень.

Его подняли, подвели к двери, дали пинка под зад. Он упал в грязь так, что не мог сразу подняться на ноги. Он сидел весь в грязи, лицо в крови. Он плакал. Нет, скулил.

В это время автобус развернулся и поехал в «штаб», расположившийся в местном клубе. Второго брата повезли туда.

Возле штаба Александр вышел из автобуса, осмотрел его со всех сторон, покачал головой. Шлепая уже без разбора по грязи, пошел на другую сторону местной площади, к колонке. Вдруг в ней вода. Воды не было. Но тут опять засвистели мины. Они взрывались вокруг каждую секунду. Десятки взрывов. Корректировщик или корректировщики знали, что делали. Александр лежал у колонки, закрыв голову руками. Взрывная волна возила его по грязи из стороны в сторону. Обстрел продолжался, казалось, целую вечность. Но и он закончился.

В стене штаба дымилась большая пробоина. Оттуда вывели и вынесли четырех раненых и убитого. Двухсотым был Дикарь. Александру было не жаль его. Впервые за этот самый страшный день войны в его жизни он почувствовал что-то вроде удовлетворения. Среди раненых был и тот гражданский парень. Погрузили их всех вместе с двухсотым в его «Мерседес» — или в то, что от него осталось…

На обратном пути, в мертвой зоне, осколок пробил ему заднее колесо. Но он вырулил на диске, и они доехали до Красноармейска. Там Саша поменял колесо. В Песках, во время последнего обстрела, Саша оставил в грязи ботинок и даже не пытался его отыскать. Так он и ехал до конца в израненном, окровавленном автобусе, босиком, сняв для удобства оставшийся ботинок.

Когда раненых и убитого забрала «скорая помощь», Александр остался только с молодым офицером, который тоже ехал в Днепропетровск. Александр попытался позвонить жене, но батарейка в телефоне окончательно села. Офицер предложил свой, но Саша не помнил номер телефона жены. Прикуриватель в автобусе больше не работал. Зарядить батарейку он не мог. По дороге штабной офицер среди прочего рассказал ему, что они сегодня хотели отправить Дикаря домой, потому что «тот совсем с катушек съехал на этой войне».

До Днепропетровска добрались уже затемно.

— Я все хотел спросить, а где ваша каска и бронежилет? — прощаясь, спросил офицер.

— Я их снял, — улыбнулся в ответ Александр. — А то в них ехать неудобно. Война же кончилась, да?

У него не только не было бронежилета и каски, он целый день ничего не пил и не ел. Про термос и пирожки вспомнил уже возле гаража. Сигареты у него тоже закончились.

Он шел домой босиком, в одних носках, уже совсем седой. Ему больше не было холодно. Он улыбался. Он выполнил свой долг перед Родиной. Он помог солдатам на войне. Как мог. А автобус — ерунда. Отмоет и починит. Главное, чтобы не было войны.

С этими мыслями, с улыбкой на лице он дошел до дома, поднялся пешком на пятый этаж своей старой хрущевки и позвонил в дверь своей прошлой и завтрашней, новой жизни.

Когда Надюша придет в себя и станет задавать женские вопросы, его единственным, но в прямом смысле железным алиби будет искореженный автобус, без которого в его историю с приключениями на фронте теперь никто не поверит. Не только жена.

Сергей ЛОЙКО,
фото автора

Агентство Тины Канделаки отвергло обвинения в плагиате

Posted: 20 Oct 2015 02:01 AM PDT

Коммуникационное агентство «Апостол» Тины Канделаки прокомментировало Газете.Ru появившиеся в соцсетях обвинения в плагиате логотипа Новой Москвы.

Представители агентства пояснили, что в основу композиции логотипа были положены географические очертания Новой Москвы и ее транспортная структура. А ключевой визуальной метафорой стал узор на основе диаграммы Вороного.

Вслед за заявлением «Апостола» в СМИ появилось сообщение от председателя счетной комиссии Госдумы Александра Агеева: чиновник заявил РБК, что готов отозвать свое обращение к генпрокурору.

«На меня оперативно вышли представители агентства и пригласили лично посмотреть и разобраться, какая была проведена работа. Сегодня я приехал к ним, мы более двух часов смотрели работу, презентации. Оказывается, был проделан огромный труд», — сказал Агеев.

Накануне блогеры заявили, что бренд Новой Москвы, разработанный агентством Тины Канделаки «Апостол», очень похож на бесплатный графический шаблон для создания логотипа. Между тем, на создание бренда власти Москвы выделили 15 млн рублей.
Автор: на

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Подписаться на: Комментарии к сообщению (Atom)