Тема дня |
- Светофоры от фонаря
- Михаил СААКАШВИЛИ: «Не знаю, кто внушает россиянам глупость о непобедимости коррупции»
- Тайная жизнь «иностранных агентов»
Posted: 19 Aug 2015 11:02 PM PDT В России регулируется то ли все, то ли ничего Если появятся сведения, что количество пользователей Сети в последнюю неделю немного сократилось, то это будет означать, что некоторые умерли от смеха. Несколько дней интернет потешался над снимком, сделанным в Ярославле. Там на заросшем бурьяном пустыре, где нет никаких признаков дороги, красуется столб с работающим светофором. Красный, желтый, зеленый… Гагаринское «Поехали!» свелось на нет привычным: «Приехали!» Дальше вроде и впрямь ехать некуда, хотя наша действительность вполне может преподнести нам что-то еще более абсурдное. Конечно, одинокому светофору нашлось объяснение: мол, планировалась новая дорога, светофор успели поставить, пока деньги не кончились, а на асфальт средств не хватило. Достоверно, но скучно. Между тем Ярославль мог бы прогреметь на всю страну в положительном смысле, если бы там пояснили, что это не светофор, а памятник — памятник российскому регулированию. В стране, где пытаются регулировать всё, светофор на пустыре, объяви его памятником, — мог стать яркой достопримечательностью. К его подножию возлагались бы цветы (после того как отрегулировали импорт — это были бы цветы неголландские). Возле него проходили бы торжественные посвящения в чиновники: «Клянусь включать красный свет всякому начинанию…» Сюда валом валили бы иностранные туристы, принося России валюту, курс которой к рублю Центробанк регулировал-регулировал, да не вырегулировал. Возле светофора-памятника можно было бы ритуально принести в жертву барашков или других животных, прежде чем сообщить о намерении правительства регулировать численность скота в домашних хозяйствах. Причем животных не пришлось бы резать. Они сами откинули бы копыта, как только распорядитель ритуала дочитал бы до конца фразу из документа, опубликованного на днях на сайте правительства: «Проработать вопрос о внесении изменений в законодательство Российской Федерации в части регулирования отношений по ведению личного подсобного хозяйства, в том числе установления ограничений поголовья сельскохозяйственных животных и птицы, используемых при ведении такого хозяйства». К тому же в основание светофора неплохо было бы заложить капсулу с посланием потомкам. И упаковать в нее рецепты лечения всевозможных болезней ромашкой, подорожником, редькой и капустным листом. Кто знает, будут ли доступны нашим потомкам какие-либо достижения фармацевтики, если уже сейчас поступление медикаментов из-за рубежа начали пристально регулировать? Ну а наши аналоги порой следует принимать, только оставив записку, заканчивающуюся словами: «…прошу никого не винить». А кого винить в том, что у нас во всех сферах жизни маячат нелепые светофоры? Видимых позитивных результатов от этого нет, и как понять: лишку регулируется или, наоборот, недостаточно? Одна жительница Москвы поняла. И обратилась недавно в Солнцевский суд с иском к Центробанку и Правительству РФ с требованием действенно регулировать курс рубля. Если суд удовлетворит ее иск, а судебные приставы не станут отлынивать от своих обязанностей, то о рубле в дальнейшем можно будет больше не беспокоиться. Это ясно не только обученным экономистам, а даже и тому, кто окончил пять классов и валютный коридор. Борис Бронштейн |
Михаил СААКАШВИЛИ: «Не знаю, кто внушает россиянам глупость о непобедимости коррупции» Posted: 19 Aug 2015 08:34 AM PDT Экс-президент Грузии — о войне в Южной Осетии и на Донбассе, отношениях с Путиным и характере одесситов.
И вот эта зашкаливающая ненависть меня, признаюсь, смущает. Саакашвили в самом деле сконцентрировал в себе практически все, за что в России можно ненавидеть человека. Мне возразят, что он войну развязал, что из-за него в Цхинвале погибли тысячи мирных граждан, — но вообще-то его возненавидели задолго до войны. И Грузия была первым кандидатом на публичную порку — именно за демонстративную прозападность. А уж потом с Саакашвили поссорились и грузинская интеллигенция, и часть церковников, и в России ему почему-то никто не сочувствует. Я уж думал: может, причина в том, что с его помощью от русского пространства отгрызаются самые любимые, самые вкусные куски? Тбилиси, Одесса — их даже самые интеллигентные россияне считают своими, не в имперском, конечно, смысле, а в культурном. Обидно же, когда наше, так с нами связанное, так часто нами посещаемое, уходит в автономное плавание и на прощание не благодарит за все хорошее? Это есть, конечно. И черная неблагодарность была, и отождествление всего русского со всем имперским было. Но признаем и мы, что все основания для такого отождествления мы в последние десять лет дали. И скатились в прежнюю матрицу. И, значит, правы они были, что спешили убраться от нас подальше, пока было можно. Потому что вся русская интеллигенция, вся культура, все, кто не уехал, — несут ответственность за страну, и нечего нам требовать, чтобы нас любили больше, чем власть. И это нас бесит дополнительно. Интересно понять, как чувствует себя человек, которого так упорно и сильно не любят в России. Меня всегда занимали такие феномены — Березовский, в частности. И еще мне интересно, как его примет Одесса. Тут культ своих — даже если они давно в Германии или в Бостоне. И чужакам здесь, при всей местной космополитичности, непросто. — В этом году было особенно много публикаций к годовщине войны 8 августа. Думаю, из-за украинского контекста. Вот Путин никогда ни в чем не раскаивается, много раз говорил об этом, — а как вы относитесь к своему тогдашнему решению нанести удар по Цхинвалу? — Я делал все, чтобы не было войны, и хочу вам напомнить, как это было. Начнем с того, что Грузия не стала бы ввязываться в войну из-за Южной Осетии. Из-за Абхазии — понимаю, можно. Она сравнительно большая, курорт, порт, большое смешанное население. Но Южная Осетия — это грузинские и осетинские села в шахматном порядке, сорок тысяч человек, горы, и реагировать нам пришлось только потому, что, пройдя тоннель, российская армия оказалась бы на равнине и могла пойти куда угодно. Целью провокации была не Осетия и не защита ее населения — российская армия ведь всегда входит, чтобы кого-то защитить, вы заметили? — а именно Грузия, и даже не она сама как таковая, а как назидание для всех остальных. Просто показать, что бывает с теми, кто хочет развиваться самостоятельно. Путин сам говорил поначалу, что СНГ — механизм цивилизованного развода. Но со второго срока передумал — в этом и была главная динамика. — Но если вы видели, что он хочет войны, — может, надо было договариваться любой ценой? Вы же понимали, что в этом противостоянии шансов нет. — Я договаривался, пока это было возможно. Была встреча в Астане, саммит СНГ, приезжал Медведев и все время от меня ускользал, а я его настигал — это было бы даже забавно, если бы не контекст надвигающейся войны. А были и такие разговоры. Я звоню Медведеву, а соединяют меня вдруг с Путиным, и он говорит: вы же все равно, наверное, хотите со мной поговорить? Я отвечаю: да, Владимир Владимирович, есть вопросы. Дорогу в Абхазии вы строите без согласования с нами, на границах войска концентрируются, вот в Европе пишут, нас поддерживают… Что, говорит он, много пишут? Да, говорю, бумаг много… — Знаю эту историю. Посоветовал бы вам свернуть эти бумаги в трубку и засунуть себе… — Не себе, им. Но тоже не самый обнадеживающий тон. — За что он вас так ненавидит лично? Ведь не каждого он обещал повесить за несколько мест сразу? Вы наверняка что-то сказали или сделали, чего было ни в коем случае нельзя. — Да нет у него ко мне никакой личной ненависти. Он планировал наказать Грузию давно. Целенаправленно. У него, если вы заметили, спонтанных реакций вообще не бывает, не его стиль. И Крым он решил взять давно, я верю свидетельствам о том, что этот план давно разрабатывался. Не надо повторять эти глупости о том, что вот, если бы не Майдан, Крым был бы украинским… Янукович ни при каких обстоятельствах, ни при каком давлении и шантаже не побеждал на выборах. Значит, победили бы другие, их срочно объявили бы «бандеровцами» и точно так же отжали Крым. Я или не я был бы во главе Грузии — сценарий был бы тот же. А лично ко мне — да ничего он ко мне не чувствует, вообще мало интересуется личностями. Прагматики, они такие. — Почему вы не позвонили ему в ночь на восьмое? Все же было понятно. — Дмитрий, вы, вообще, помните, что было в ночь на восьмое? В России постоянно писали, что Грузия нарушит олимпийское перемирие. С начала августа из Осетии целенаправленно убирали женщин и детей — просто приезжали и настоятельно рекомендовали уехать в Россию на отдых. — Не вижу тут ничего плохого. Вполне гуманное решение. — Вы полагаете, это из гуманизма делалось? Это делалось ровно для того, чтобы толпа беженцев не мешала продвижению техники по тоннелю. Я прилетел в Тбилиси — половина министров в отпуске. Звоню в ООН — опять сплошные отпуска. Звоню Медведеву. Он говорит, что разговаривать сейчас не время. А с Путиным не соединяют. А наша ударная бригада в Ираке. А от Цхинавала до Тбилиси три часа танкового марша. Что я должен был делать? Открыть дорогу? — Как вы думаете, почему проект «Новороссия» оказался слит — и слит ли он в действительности? — Потому что Путин полагал, что у него вся аннексия юга Украины пройдет по крымскому сценарию. Может быть, он опирался на слишком оптимистичные донесения, а может быть, сам впал в эйфорию из-за Крыма, но масштабов украинского сопротивления он действительно не учел. Говоря прагматически, становясь, так сказать, на его место, — он пропустил время, потому что в апреле, наверное, Украина бы еще как следует сопротивляться не могла. Ну никто ведь не понимал, в голове это не укладывалось. В Грузии ведь тоже многие не могли это осознать. И в апреле, наверное, он мог бы сравнительно легко пробить коридор на Крым, отняв весь юг Украины, — но это была бы открытая военная операция. Он готовился, его подталкивали, Совет Федерации ему это разрешил, — но он остановился на проекте «Новороссия», решив, наверное, что так безопасней. А украинцы — надо это знать — очень упрямые. Иногда, знаете, до тупости. Украинская армия может держать оборону очень долго, в безнадежных положениях. Все знали, что их взорвут в этом Донецком аэропорту, — а они держали его второй этаж десять суток. Хотя все знали, что рано или поздно их там взорвут. Им давали коридор, а они не уходили. Их там и взорвали. Что касается проекта «Новороссия», никакого проекта на самом деле не было. Есть российская агрессия при поддержке незначительной — до десяти процентов — части местного населения. Коллаборационисты, поддерживающие чужую агрессию, есть во всякое время. Иногда они обзаводятся государственной символикой. Чтобы не называться коллаборационистами. — Что бы вы сейчас делали на месте Путина? — Представления не имею. Назад уже не отыграешь. А вы? — Вам мой ответ не понравится, но, по-моему, раз уж начал, надо идти до конца. Я бы брал Мариуполь, особенно если бы у меня экономика так проваливалась… — Да тупик там, понимаете? Там нельзя ни назад, ни вперед. Мариуполь взять — это полгода тяжелых боев. Его в апреле прошлого года надо было брать, а теперь… Там шестьсот тысяч населения. Очень хорошо мотивированного населения. И несколько эшелонов обороны, выстроенных, кстати, не без грузинского участия. Российская агрессия сделала чудо: те убеждения, которых и во Львове не все придерживались, широко распространились даже по востоку, по самым традиционно прорусским регионам. Украина окончательно сделала западный выбор, она с Россией в обозримом будущем сближаться не намерена. — Какова, по-вашему, судьба Луганска и Донецка в будущем? — После Путина — я не знаю, насколько скоро, но чувствуется его большая, чисто механическая усталость, которая всегда бывает, когда все замыкаешь на себя, — после Путина в России будет два-три года хаоса. После вертикалей всегда наступает смутное время, хорошо, если не слишком кровавое. А дальше… Северный Кавказ отделится, Татария и Башкирия напомнят о себе, Дальний Восток давно тяготеет к Японии и Китаю… Будет то же, что после СССР. Ну и с Луганском, с Донецком будет то же, что с Афганистаном, когда оттуда ушли советские войска. Они будут украинскими, как и были. — Почему до сих пор нет результатов расследования событий 2 мая в Одессе? — Как это нет? Их в российской пропаганде, может быть, нет, а так все давно понятно. И сразу было понятно. Это совершенно не одесские события по своей стилистике. Тут и на футболе не бывает побоищ — я хожу тут на футбол, вижу атмосферу. Это была провокация, давно раскрытая, подробно расписанная, только арестованы еще не все ее участники. Когда арестуют всех — будет суд. Но в самой Одессе нет никаких сомнений насчет того, кто затеял потасовку и перестрелку в центре. — Можно узнать, какую угрозу украинской и одесской безопасности представляли Тимати и Стас Пьеха? — Украинской и одесской безопасности — ровно никакой. Речь об их личной безопасности. Все слышали, что они говорили. И на их выступлениях возможны были любые провокации. Так что их выступления отменены просто для того, чтобы с ними здесь не было никаких инцидентов. — Вас сильно не любят в Одессе? Вы все-таки пришлый, привезли свою команду… — Команда как раз в основном местная, набранная на конкурсной основе, очень прозрачно. Было шесть тысяч кандидатов, осталось 26 человек, они возглавят управы. И никакой нелюбви — я не знаю, откуда бы ей взяться? Это в Одессе, что ли, не любят чужих? В портовом открытом городе? Да Одесса — единственный в СССР настоящий melting pot, плавильный котел. Ну еще Баку, но в Баку три основных национальности, а тут сто три… Знаете три главные черты одесского населения? — Коррупция, коррупция и коррупция. — Ничего подобного. Когда-то, может быть… Но когда-то в мире и каннибализм был в моде, а сегодня… Нет. Три черты — талант, предприимчивость, открытость. У людей большие ожидания, я с ними встречаюсь постоянно, всех стараюсь выслушать. Ну правда, невозможно было уже это терпеть. Борьба с коррупцией — это очень легко. Не знаю, кто внушает россиянам эту глупость о ее непобедимости. Важно сделать два-три реальных шага — и люди поймут, что все сдвинулось. — Вы и здесь намерены упразднить ГАИ? — Фактически уже упразднил. Зачем они нужны? Патрульная полиция вполне справляется. — Все-таки, понимаете, однозначно утверждать, что у вас все получилось в Грузии, никак нельзя. Иначе вы бы там сейчас не были в розыске. Не перессорились бы со всей командой, включая Бурджанадзе. Не восстановили бы против себя интеллигенцию… — Никакие серьезные реформы не делаются без конфликтов с собственной командой, поэтому реформаторов, как Горбачева, и скидывают так часто свои, желающие получить власть и жить по-прежнему. Вы никогда не сохраните друзей, если намерены что-то менять. И я мог бы сейчас остаться в Грузии, у меня большая народная поддержка, у партии хороший рейтинг, но я и так несколько там пересидел. Мне не хотелось любой ценой оставаться. Новой гражданской войны не хотелось совершенно. Я считаю, что Грузии надо дать от меня отдохнуть, серьезно. А что касается интеллигенции… Вы знаете, из-за чего я поссорился с Робертом Стуруа? — Он сказал, что армянин не должен быть президентом Грузии. — Он это потом сказал. Потому что сына его друзей взяли за травку. Он позвонил министру внутренних дел и сказал: знаешь, такой хороший парень, пусть отпустят… А ему сказали: мы вас глубоко уважаем, но поступим по закону. Советская интеллигенция очень удивилась — она привыкла жить по советским законам, таким дружелюбно-мафиозным… А оказалось, что это больше не проходит. Знаете, мне один крупный грузинский иерарх говорил: как вы могли выгнать воров в законе! Они так помогали, столько жертвовали на церковь… В Одессе один церковник тоже попросил за портового чиновника. Я давно к этому чиновнику присматривался, но тут снял его немедленно. — А вот интересно: почему вас эти воры в законе не убили? Проще же, наверное, убрать одного президента, чем переносить весь бизнес… — Они и отсюда его уже переносят. Был сходняк в Праге, принято решение. А почему не убивают… Да трусы они. Профессиональные преступники вообще чаще всего трусы, и в системе у них такая же коррупция. — Можно попросить, чтобы нас с вами не фотографировали? — Никто и не собирается. А вы что, боитесь, что вас следом за Гребенщиковым из истории вычеркнут? — Мне для начала надо туда попасть. — Да вы попали. Я вас читаю иногда. — Вам и бог велел меня читать. Мы с вами родились практически в один день с разницей в пять часов. Я раньше, вы позже. — А! Ну тогда понятно, почему вы все воспринимаете как трагедию, а я уже как фарс. Дмитрий Быков |
Тайная жизнь «иностранных агентов» Posted: 19 Aug 2015 04:01 AM PDT Как НКО продолжают бороться с клеймом — и работать с ним.
Российский некоммерческий сектор продолжает существовать и работать, несмотря на растущее давление государства. Общественники продолжают бороться за право на существование в судах и искать новые возможности для продолжения своей работы. Уже больше двух десятков жалоб от «агентов» ждут рассмотрения в ЕСПЧ, к концу году их число может утроиться. Государство тоже не стоит на месте и находит новые способы показать НКО, что им здесь не рады. Закон об «иностранных агентах», вернее, это понятие в законе об НКО появилось в июле 2012 года. Поначалу Министерство юстиции не спешило признавать организации «агентами», и даже их собственные попытки зарегистрироваться в реестре проваливались (как у чувашской организации «Щит и меч» в 2013 году). Однако летом 2014 года процесс активизировался, НКО начали зачислять в реестр пачками по результатам проверок самого Минюста и Генеральной прокуратуры. Сейчас в списке 85 организаций, в том числе крупнейшие правозащитные объединения, такие как «Мемориал», «Агора», «За права человека», «ГОЛОС» «Комитет против пыток» и другие. Все они так или иначе активно борются за свою репутацию, говорит председатель межрегиональной ассоциации правозащитных организаций «АГОРА» Павел Чиков. «Подавляющее большинство организаций (которые признали «иностранными агентами». — А. Б.) приняли решение судиться, даже понимая, что это не очень эффективно, — замечает Чиков в разговоре с «Новой». — Из 85 организаций, которые оказались в реестре, добровольно туда вошли порядка 10, еще 50 предпочли доказывать свою правоту в суде. Почти все приняли решение идти в Европейский суд по правам человека. И все приняли решение продолжать свою деятельность: вне рамок своих юридических лиц, без финансирования или с иными способами его получения. Но никто не остановил работу даже под угрозой штрафов и уголовных дел. Около 20 НКО приняли решение о ликвидации, не менее 20 подали заявления об исключении из реестра, две уже исключили (Центр гражданского анализа и независимых исследований «Грани» и фонд «Костромской центр поддержки общественных инициатив». — А. Б.)». В «реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента» на сайте Минюста попадают те организации, которые получают иностранное финансирование и занимаются политической деятельностью — по оценке самого министерства. Судя по самому реестру, под политической деятельностью Минюст часто понимает «проведение массовых мероприятий» и «формирование общественного мнения», поэтому круг «подозреваемых» весьма широк. НКО, попавшие в реестр, обязаны подавать в Минюст финансовую отчетность не один раз в год, а четыре, и все свои материалы — анонсы мероприятий, пресс-релизы — должны помечать: выпущены организацией, выполняющей функции «иностранного агента». Многие организации за последние два года были оштрафованы за отказ регистрироваться в реестре самостоятельно, а в августе 2015 года Роскомнадзор выписал десятку организаций протоколы о нарушении закона об НКО за то, что на их публикациях не было отметок о статусе «иностранного агента». В их числе оказался правозащитный центр «Мемориал». Председатель совета организации Александр Черкасов замечает, что регулятор ошибся: речь идет об анонсах «Международного мемориала» — другой организации из правозащитной сети «Мемориала», которая в реестр не включена. Что касается самого принципа маркировки материалов, Черкасов считает ее неприемлемой: «Это значило бы сообщить о себе ложные сведения». Стратегии выживанияИз этой ситуации НКО выходят по-разному. «АГОРА», например, прекратила выпуск материалов от своего имени, говорит Павел Чиков: «Мы от имени «АГОРЫ» ничего не распространяем, у нас нет своего сайта. Наши юристы и адвокаты дают комментарии, представляясь как сотрудники «АГОРЫ» или не представляясь, это непринципиально: нам важно, что наши темы есть в публичном пространстве». Институт региональной прессы (ИРП) в Петербурге выбрал иной путь. «Поскольку мы люди законопослушные, то мы пишем на наших материалах: «По версии Минюста ИРП является «иностранным агентом», — говорит глава ИРП Анна Шароградская. — И пусть люди сами думают, по какой причине Минюст так считает, законно это или незаконно». ИРП занимается образовательными программами для журналистов, проводит семинары по этике, правовым и другим вопросам, в том числе с участием зарубежных экспертов, выступает как независимая площадка для пресс-конференций, отбирает российских участников международного конкурса журналистских расследований Scoop. Отказаться от иностранного финансирования ИРП не сможет, замечает Шароградская: «Найти деньги на свободу прессы в России и не быть за это ничем обязанными практически невозможно». Не может отказаться от иностранной поддержки и правозащитный центр «Мемориал», говорит Александр Черкасов: одна программа консультаций для мигрантов требует больших затрат и массивной инфраструктуры. «У нас очень большой бюджет, и российское государство не дает нам альтернативных возможностей финансирования, — говорит Черкасов. — Таких независимых и щедрых благотворителей в России найти трудно». Некоторые организации приняли решение отказаться от иностранных денег и пройти через процедуру исключения из списка — с марта 2015 года стало возможным сделать это при условии, что НКО год не получает финансирования из-за рубежа и не занимается «политической деятельностью». По такому пути пошла ассоциация «Голос»: в реестр она попала за премию Норвежского Хельсинкского комитета, которую, впрочем, сразу вернула, но все равно оказалась «иностранным агентом». В июле «Голос» прошел внеочередную проверку Минюста и ожидает исключения из реестра — эта процедура может занять до трех месяцев, то есть до сентября. При этом сама идея ограничить иностранное финансирование некоммерческого сектора провалилась, считает Павел Чиков: за последние три года поток иностранных денег во все российские НКО — и вошедшие в реестр Минюста, и не вошедшие — увеличился в три раза. Из-за этого государство решило нанести удар по спонсорам: в конце мая Владимир Путин подписал так называемый закон о «нежелательных организациях», который позволяет запрещать любую деятельность иностранной организации на территории России. В предварительный список таких организаций, по версии Совета Федерации, вошли институт «Открытое общество» (фонд Сороса), Национальный фонд демократии, Международный республиканский институт, Национальный демократический институт по международным вопросам, фонд Макартуров, Freedom House и другие. Зона пораженияНорма об «иностранных агентах» сильно осложнила жизнь всему некоммерческому сектору: даже тех, кто не угодил в реестр Минюста, замучили частыми проверками, судебными разбирательствами, изъятиями документов. «С 2013 года от 1500 до 2000 организаций столкнулись с проверками», — говорит Павел Чиков. Что касается необходимости более часто подавать в Минюст отчеты, в разговоре с «Новой» правозащитники замечают, что это добавило работы, но в целом регулярная подача отчетности — нормальная практика для организации, работающей с грантами, и большой проблемой не является. Тем временем Минюст при участии президентского Совета по правам человека готовит поправки в закон «О некоммерческих организациях» — они должны привести закон в соответствие с Гражданским кодексом. В сентябре 2014 года поправки были внесены в сам ГК, и теперь вопросы регистрации, контроля и государственной поддержки НКО регулируются в двух документах по-разному. Однако статус «иностранного агента» в поправках не фигурирует. Председатель СПЧ Михаил Федотов уверен, что работа над этой проблемой начнется, если запустится процесс реформирования закона об НКО. На традиционной встрече СПЧ с президентом Федотов намерен озвучить свои предложения: понятие «иностранного агента» можно в законе оставить, но дать ему совсем другое определение, сказал он в разговоре с «Новой». «Я предлагаю радикальный вариант: «иностранный агент» — любое лицо, которое действует по договору поручения от иностранного правительства. Это может быть и некоммерческая, и коммерческая организация, и частное лицо, главное — он действует по поручению иностранного правительства, не будучи дипломатом. Правозащитная организация не может быть «иностранным агентом» — она не выполняет агентского поручения от другого государства, и если частный фонд за границей, и даже не вполне частный, дает ей деньги, это не значит, что она проводит его интересы», — говорит Федотов. Главы российских НКО в разговоре с «Новой» замечают, что не ожидают от Минюста значительных реформ и облегчения своего положения. Анна Байдакова |
You are subscribed to email updates from Блог «Новой газеты» To stop receiving these emails, you may unsubscribe now. | Email delivery powered by Google |
Google Inc., 1600 Amphitheatre Parkway, Mountain View, CA 94043, United States |
Комментариев нет:
Отправить комментарий